Глава2
УКРАДЕННАЯ ПОБЕДА
...ЧТОБЫ НЕ НАСТУПИТЬ НА ГРАБЛИ ДВАЖДЫ

По состоянию на 1 марта 1995 года общая численность личного состава незаконных вооруженных формирований, без учета потенциальных резервов в горных районах, достигала более девять тысяч человек, из которых более трех с половиной тысяч - наемники и добровольцы из ближнего и дальнего зарубежья. На их вооружении имелось: более 20 танков, 35 БТР и БМП, 40 орудий и минометов, 5-7 установок "Град", 20 зенитных систем. При этом только за февраль количество бронетехники увеличилось вдвое в результате налаженного на промышленных предприятиях Шали и Гудермеса ремонта, возросли также поставки оружия через Азербайджан и Грузию.
Дудаевцы продолжали перегруппировку сил и средств, готовясь к дальнейшей борьбе. Основное внимание уделялось укреплению обороны на Гудермесском и Шалинском направлениях. Группировки боевиков здесь, в сложившейся ситуации, становились главными, поскольку центр активного противостояния федеральным войскам переместился в восточные и юго-восточные районы республики. Неудивительно поэтому, что возглавил шалинскую группировку сам Аслан Масхадов.
Активно шли инженерные работы по созданию новых и усовершенствованию уже существовавших рубежей обороны. Боевики заранее позаботились о базах с оружием, боеприпасами, медикаментами и продовольствием, позволявшие длительное время автономно вести боевые действия.
На востоке республики особо выделялись Аргунский, Шалинский, Гудермесский узлы обороны. Выгодное в военном плане географическое положение (господствующие высоты, ограниченные возможности для скрытого выдвижения "федералов"), а также множество разветвленных водных преград (крупные реки, многочисленные каналы) - все это естественным образом укрепляло и без того мощные очаги сопротивления.
К примеру, Шалинский узел включал два хорошо подготовленных рубежа обороны. Один - на обоих берегах реки Аргун, на участке Чечен-Аул, Старые Атаги и Белгатой-Новые Атаги, второй - собственно Шали и его ближайшие пригороды - с развитой сетью подъездных путей, что позволяло противнику при необходимости оперативно осуществлять маневр силами и средствами. По нашим данным, здесь было сосредоточено до 1700 боевиков, танки, артиллерия и минометы, несколько реактивных установок. Не исключалось, что в любой момент к ним могли подойти отряды боевиков (до 500 человек) с техникой из Веденского района и населенных пунктов Курчалой и Автуры.
А у нас? После взятия Грозного произошли серьезные изменения в руководстве. Генерал А. Квашнин был назначен командующим войсками Северо-Кавказского военного округа (СКВО) и улетел в Ростов-на-Дону принимать дела. Вместо него Объединенную группировку войск возглавил генерал А. Куликов, который до этого "по штату" был командующим внутренними войсками МВД. На него отныне возлагалось и планирование операций по разгрому незаконных вооруженных формирований в предгорьях Чечни.
Войскам моей группировки "Юг" предстояло действовать на Шалинском направлении. Операцию планировалось провести в три этапа. На первом - создать ударные группировки. На втором - в течение нескольких суток блокировать Шали и зарезервировать при этом необходимые силы и средства на тот случай, если на помощь окруженным поспешат боевики с других направлений. На третьем этапе - непосредственно осуществить разоружение боевиков в Шали. При этом строго предписывалось проводить выдвижение войск только после гарантированного поражения огневых средств противника в районе выполнения боевых задач.
13 марта А. Куликов утвердил мой план, а на следующий день с утра я вылетел вертолетом на рекогносцировку. Вернулся в Ханкалу только вечером. Не успел умыться, как появился начальник штаба моей группировки полковник В. Кондратенко.
- Товарищ генерал, офицеры штаба собрались в палатке и ждут вас, - как-то смущенно сообщил он.
- А по какому такому поводу собрались? - решил уточнить я.
- Как по какому? - удивленно переспросил полковник.
- Вы что, забыли? У вас же сегодня день рождения...
Я действительно забыл, так вымотался, что из головы вылетело. Все мысли только о предстоящей операции.
Это был мой первый день рождения на войне, поэтому помнится по-особому. Впервые мне ничего не подарили, не до того. Но тогда, в палатке, один из офицеров (не помню кто) сказал:
- Пусть нашим подарком вам, Геннадий Николаевич, станет разгром бандитов в предгорьях Чечни...
Создав ударные группировки и завершив их выдвижение в исходные районы, войска ("Севера" и "Юга") приступили к блокированию населенных пунктов Аргун, Гудермес, Шали, Герменчук, Новые Атаги. А началось все мощными ударами авиации и артиллерии по опорным пунктам и базам боевиков... И в этой связи не могу не сказать несколько слов о боевом применении авиации в первой чеченской войне.
Специально предназначенная для ликвидации банд-формирований авиационная группировка размещалась на нескольких аэродромах. Еще до того, как войска начали выдвижение на территорию Чечни, наши летчики нанесли бомбо-штурмовые удары по четырем аэродромам (Ханкала, Калиновская, Грозный-Северный и Катаяма). Было уничтожено 130 самолетов и 4 вертолета, склад ГСМ, антенное поле, в результате ни один самолет чеченских ВВС так и не поднялся в воздух. В последующем мы постоянно чувствовали поддержку с воздуха.
Летчики только в первые месяцы войны уничтожили и вывели из строя около 100 особо важных объектов, в том числе президентский дворец, телецентр, танкоремонтный завод, более 20 складов вооружения и боеприпасов, около 50 опорных пунктов противника, в частности, укрепрайон вблизи Аргуна, базы в районах Бамута, Шали, Самашек, Черноречья...
Ударами с воздуха уничтожено более 40 единиц бронированной техники, 150 автомобилей, 65 единиц зенитных средств. А как боевики боялись сброшенных осветительных бомб, какое сильное психологическое воздействие на них оказывали так называемые агитационные бомбы.
Результаты, безусловно, впечатляли, тем более личному составу авиационных полков пришлось начинать подготовку к операции фактически с нуля. Из-за отсутствия авиатоплива, запчастей и других материальных средств летчики ударной авиации, особенно бомбардировочной, в течение 1994 года занимались в основном восстановлением утраченных навыков в технике пилотирования и лишь изредка выполняли полеты на боевое применение. Опыт имели лишь те, кто прошли через "горячие точки", например Таджикистан.
Кроме того, проведенные в последние несколько лет (в рамках "военной реформы") сокращения и структурные реорганизации негативно сказались на боеспособности частей, органов управления, систем связи. Если к штурмовикам, действовавшим "по вызову", особых претензий не было, то у бомбардировщиков были немалые сложности. Например, отсутствие надежных агрегатов съемного вооружения самолетов не позволяло в полном объеме использовать боевые возможности СУ-24.
Многие авиаторы, как выяснилось, не имели новых топографических карт крупного масштаба, что затрудняло поиск и обнаружение наземных целей. Не было опыта "работы" в горной местности. Давала о себе знать "нестыковка" с другими силовыми структурами в организации поисково-спасательного обеспечения (ПСО) боевых действий, а попытка создать такую единую систему не встретила поддержки в МВД и погранвойсках... В общем, масса проблем. Но и в таких условиях авиация делала свое многотрудное дело. Не случайно бандиты постоянно охотились за нашими летчиками и предлагали за их поимку большие деньги.
Теперь об артиллерии. При подготовке шалинской операции мы уделили ей особое внимание. До сих пор с благодарностью вспоминаю полковника А. Куадже, начальника ракетных войск и артиллерии 42-го корпуса. Всю первую войну он находился рядом со мной. "Пушкарь от бога". Многие годы прослужил на Северном Кавказе, в том числе и на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР. Без него нашему штабу пришлось бы крайне трудно.
Нетрадиционный характер боевых действий потребовал от артиллеристов соответственно и нестандартных подходов к выполнению тактических задач.
Мы, например, в своей группировке отработали в первую очередь вопросы взаимодействия артиллерийских, общевойсковых и других частей, участвующих в операции, любые недочеты здесь могли привести к страшным ошибкам - выбору не тех целей, которых требовала тактическая обстановка, несвоевременному открытию огня, и даже обстрелу своих войск. Ведь у артиллерии нет "собственных" целей в бою, их им дают подразделения других родов войск.
Именно поэтому согласованности, тесного взаимодействия прежде всего добивался полковник Куадже. Еще свежи были в памяти январские бои в Грозном, когда, случалось, общевойсковые командиры, не задумываясь, вызывали огонь целого артиллерийского дивизиона по пулеметчику-одиночке или по двум-трем окапывающимся боевикам. И это при дальности стрельбы более 10 километров, да еще без пристрелки! Бывали и приказы открыть огонь по противнику, находящемуся от наших войск всего в 70-100 метрах. А это чаще всего - верная гибель от своих же осколков... Нельзя было повторять трагические ошибки, вторично наступать на те же грабли.
Но вернусь к шалинской операции. Боевики, как мы и предполагали, оказывали упорное сопротивление. Действовали по уже знакомой нам схеме. Опорные пункты в селах устраивались, как правило, в капитальных каменных строениях, где оборону держали одна или несколько боевых групп по 5-6 человек в каждой (1 снайпер, 1 гранатометчик, 2 помощника гранатометчика, 1-2 стрелка). На подступах к населенному пункту оборудовали окопы для орудий и бронетанковой техники, траншеи и укрытия.
Зная по опыту, что тяжелые огневые средства бандформирования применяют чаще всего "рассеянно" и крайне редко - в составе батареи, я приказал полковнику А. Стыцине (начальнику разведки корпуса) выявить, по возможности, все отдельные орудия, "кочующие" минометы (на автомобилях) и т. п. Понимал, как это трудно сделать, и тем приятнее было, что разведчики не подвели, помогли "пушкарям". На этот раз артиллеристы сработали четко, и боевики понесли значительные потери.
Не могу не сказать еще об одной, пожалуй, самой главной особенности не только шалинской, но и по-следующих операций. Дело в том, что, освобождая населенные пункты, мы не должны были допустить разрушений жилых домов, больниц, школ, детских учреждений (что, к сожалению, имело место в Грозном). Поэтому артиллерия вела огонь по выявленным целям в основном на подступах, а в самих селениях действовали штурмовые отряды и маневренные группы. Обычно это происходило так: армейские подразделения блокируют село, подавляя огнем артиллерии и авиации опорные пункты и места скопления боевиков, после чего входят подразделения внутренних войск и спецназа для проведения "зачистки". Именно так действовали войска не только в Шали, но и в Гудермесе, Аргуне.
События развивались так: 23 марта мы штурмом взяли Аргун, 30-го - Гудермес, причем, замечу, с минимальными для нас потерями. Дольше и ожесточеннее других сопротивлялось Шали. Штаб А. Масхадова располагался в подвале здания бывшего райкома компартии. А мой командный пункт - на высоте Гойтенкорт, господствовавшей над населенным пунктом.
Кто-то из офицеров притащил на КП старое кресло-качалку. Я когда увидел, даже обиделся поначалу:
- Вы меня совсем как старика Кутузова упаковываете...
Думаете, я буду сидеть и дремать на солнышке, когда вокруг "заруба" идет?!
А в ответ - только хитрые улыбки, будто что-то наперед знали. От чудовищной усталости я в какой-то момент действительно рухнул в кресло - передохнуть. Видимо, переоценил свои силы. Сорок восемь лет - возраст, когда без сна и отдыха уже невозможно работать сутками. Вот сердце и стало напоминать о себе (война бесследно не проходит). В последние дни я постоянно был на ногах или на броне. Мотался вдоль переднего края, пытался получше изучить характер обороны противника, иногда под самым носом у дудаевцев. И не потому, что был таким бесстрашным.
Страх присутствовал всегда. И в Грозном, когда я ездил на броне по простреливаемым насквозь улицам, и под Шали, когда проводил рекогносцировку местности, где предстояло действовать нашим подразделениям. Признаюсь, "холодок бежал за ворот", когда пули и осколки цокали по бортам. Но я просто обязан был показать "личную храбрость", чтобы, глядя на меня, ребята смогли преодолеть робость, особенно те, кто не прошел через штурм Грозного, но был наслышан о всем ужасе тех дней. Только своим личным примером порой командирам удавалось поднимать бойцов в атаку. Бывают на войне такие моменты, когда перед лицом страха бессильны самые суровые приказы и угрозы трибуналом...
С горы Гойтенкорт просматривалось все Шали - одно из самых крупных сел на Северном Кавказе. К югу от него начинался крутой горный массив. До 1992 года здесь базировался танковый полк и находился хорошо оборудованный полигон. Среди наших офицеров были и те, кто в свое время проходил здесь службу, хорошо знал местность и, значит, воевал не вслепую.
Не были мы и "глухими", как в грозненскую операцию. Совершенно другой была ситуация. Если тогда в эфире царила какофония и неразбериха, а боевики "сидели" на наших частотах, то теперь мы подавляли радиопомехами переговоры дудаевцев. У себя же в подразделениях продумали и ввели четкие правила радиообмена, особые позывные, кодировку команд и сигналов. Во многом это было личное творчество нашего начальника связи полковника К. Школьникова.
Не могу не выделить особо и командира 135-й мотострелковой бригады полковника С. Макарова (впоследствии заслуженно ставшего генералом). Под Шали его "пехота" по всем статьям переиграла боевиков. Кстати, мотострелки не имели значительного численного превосходства над обороняющимся противником. Мы потеряли всего нескольких своих людей, зато уничтожили множество бандитов. И при этом сохранили в целости село.
Шалинский узел сопротивления был подавлен. Уже 31 марта над крышами домов развевался российский триколор. Лично меня этот обещанный "подарок" радовал еще и потому, что вражеской группировкой руководил А. Масхадов - главный военачальник боевиков. В отличие от бывшего советского летчика Д. Дудаева, решавшего исключительно политические задачи, Масхадов сам руководил штабом, разбирался во всех тонкостях общевойскового боя. Выпускник Военной академии, он был настоящим профессионалом. Поэтому взятие Шали я расценивал отчасти и как свою личную победу над Масхадовым. Мое старенькое кресло-качалка на горе Гойтенкорт в прямом и переносном смысле оказалось на высоте в сравнении с его райкомовским подвалом.

ВЕДЬ ЭТО НАШИ ГОРЫ?..

К апрелю боевики были вытеснены к предгорьям Главного Кавказского хребта. Их основные базы располагались в Шатойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах. Несмотря на понесенные потери и отсутствие сплошного фронта обороны, дудаевцы сумели выставить минно-взрывные заграждения, укрепить опорные пункты (расположив их в том числе и в жилых домах) и передислоцировали технику и артиллерию. Судя по этим деталям, они готовились к войне в горах, готовились и федералы. В конце марта, когда еще шли бои в Шали, было решено создать объединенную группировку войск Министерства обороны. Я еще не знал об этом, находясь на высоте Гойтенкорт.
Неожиданно меня вызвал к себе А. Квашнин, который, хотя и принял командование войсками округа, тем не менее большую часть времени по-прежнему проводил в Ханкале, оказывая помощь генералу А. Куликову в руководстве операцией "по наведению конституционного порядка в Чечне"... Причина вызова была мне непонятна, и всю дорогу я строил предположения, думал: что за срочность?
Падение Шали - вопрос нескольких дней; размышлял: неужто Дудаев решил капитулировать и вызов объясняется именно этим? Но причина оказалась намного прозаичнее: А. Квашнин мне предложил возглавить группировку войск Минобороны. "Добьешь Шали, а затем принимай под свое начало всех армейцев", - как дело решенное сообщил мне Анатолий Васильевич. Оставалось только одно - дать согласие.
После разговора Квашнин представил меня уже в новом качестве генералу А. Куликову. Он уже месяц как командовал всеми "силовиками" в Чечне. Завязалась любопытная беседа. После того как Квашнин рассказал ему обо мне (это обычная практика при назначениях), Анатолий Сергеевич спросил:
- Геннадий Николаевич, я знаю, что ты родом из этих мест. Не боишься ли, что твоим родным и близким начнут мстить?
- Вы же не боитесь, товарищ генерал, - ответил я ему.
- И я не боюсь...
Я пришел сюда не для того, чтобы чеченский народ уничтожать, который хорошо знаю, а чтобы спасти его от бандитов.
Надеюсь, чеченцы поймут, что я им не враг. Это во-первых. А во-вторых, если вы с Квашниным мне доверяете, постараюсь не подвести...
Видимо, мой ответ понравился Куликову, потому что в дальнейшем у меня с ним установились добрые и во многом доверительные отношения. В апреле войска армейской группировки, которыми я стал командовать, были готовы к действиям в горах. Однако передышка тоже была необходима. За несколько месяцев почти непрерывных боевых действий накопились неотложные проблемы, в частности, необходимо было восстановить поврежденную технику, провести техобслуживание, пополнить материальные запасы. Устали и люди.
Мы хорошо понимали, что предстоящие действия в горах потребуют огромных дополнительных усилий, тщательной подготовки. К тому же по замыслу всей чеченской кампании на разных этапах боевых действий предусматривались и меры политического характера, переговоры и иные мероприятия. Другое дело, что с какой-то дурной закономерностью повторялась одна и та же картина: все объявленные моратории (а их было за время первой чеченской войны несколько) наша сторона всегда строго соблюдала, а противник постоянно их нарушал.
Так или иначе, но весной 95-го мы все же надеялись, что дудаевцев можно склонить к сдаче оружия и прекращению сопротивления. В переговорном процессе довелось участвовать и мне, я первым из командования группировки встретился с Масхадовым. Об этом событии я уже упоминал, теперь же хочется рассказать чуть более подробно.
Масхадов дал согласие на встречу со мной, но где? "Давайте на нейтральной полосе", - настаивал Аслан. Но о какой нейтральной полосе тогда можно было говорить? Наши войска стояли почти везде на равнине и в предгорьях, а в горах, куда еще не успели добраться, соответственно, располагались дудаевские отряды. Масхадов добивался, чтобы встреча состоялась в Новых Атагах, на "его" территории. Пришлось уступить, хотя в этом был риск.
Тогда я уже знал, что у него с Дудаевым натянутые отношения (Аслан в этом позже лично мне признался). После чувствительных поражений на равнине Масхадов, выступая по местному телевидению, потребовал от ичкерийского лидера отказаться от выдвигаемых им условий на встречу только с Президентом России и призвал его вести переговоры с министром обороны Российской Федерации П. Грачевым. В противном случае Дудаев должен "закончить политические игры и лично встать с оружием в ряды бойцов". В общем, разногласия дошли до публичных ультиматумов... ...В Новые Атаги выдвинулись мы на двух бэтээрах. На одном - я, на втором - охрана. Когда въезжали в село, глазам своим не поверил, как чеченцы радовались нашему приезду. Приветливо махали руками, некоторые по-военному отдавали честь.
Встреча должна была состояться в доме Резвана - директора цементного завода. Когда мы вошли во двор, полный народу, сразу прекратилось всякое движение и суета. Масхадова еще нет. Я подумал: может, и не будет встречи?.. Ожидание было зловеще-томительным: вокруг вооруженные чеченцы, смотрят на нас зло, с нескрываемой ненавистью, того и гляди, постреляют, как куропаток...
Минут через пятнадцать - оживление. К дому подъезжает несколько автомобилей "Нива". На головной машине - флаг Ичкерии с изображением волка. Во двор входит Масхадов со своей вооруженной свитой. Здороваемся. С ним приехали Имаев (генпрокурор Чечни) и полевой командир Руслан Гелаев. Переговоры состоялись в самой большой комнате дома.
Меня уполномочили предъявить следующие требования:
1. Незамедлительное прекращение боевых действий.
2. Обмен всеми убитыми и пленными.
3. Сдача оружия.
4. Вывод войск с территории Чечни на административную границу.
Во время переговоров Масхадов все время смотрел вниз, на свои руки. Было заметно, что они слегка тряслись. Скажет два-три слова и опускает голову. Нервничал.
Я сразу довел до сведения "переговорщиков", с какой целью прибыл. Масхадов по первому вопросу ответил утвердительно. Мол, прямо сейчас дадим команду: остановить боевые действия. И тут же спросил: "А ты в состоянии дать команду на прекращение огня?" Я ответил: "Да, в состоянии. У меня такие полномочия есть".
По второму вопросу договорились без проблем. Что касается третьего пункта, то Масхадов был категорически не согласен. Требовал: вначале вы выведите войска, а потом мы, мол, сами организуем сдачу оружия... Так и не смогли мы тогда обойти этот камень преткновения.
Через несколько дней вновь встретились. Теперь, кроме Масхадова, присутствовали Ширвани Басаев (брат Шамиля) и Мовлади Удугов. Мы друг друга проинформировали об обмене убитыми и ранеными.
Затем Масхадов мне говорит: "Геннадий, мы с тобой военные люди, мы можем договориться не стрелять друг в друга, обменяться пленными и ранеными. Но вывести войска и сдать оружие - нет, не наш с тобой уровень..."
Последняя встреча с Масхадовым проходила в начале апреля. Сначала обменялись мнениями официально за столом переговоров, затем уединились и часа два беседовали с глазу на глаз.
- Я советский офицер, - говорил Масхадов. - Воспитывался в советских традициях... Но как вы могли в мирное время прийти в Чечню и убивать народ?
- Нет, Аслан, я пришел не лично с тобой бороться, не с народом, и даже не с Дудаевым, а с теми бандитами, которые взялись за оружие. Где ты видел, чтобы в мирной стране вооруженные люди собирались в банды и безнаказанно грабили и убивали других?..
Мы долго спорили, потом разговор зашел о семьях.
Аслан рассказал о своей жене, детях...
- А как отреагировал Дудаев на наши с тобой переговоры? - поинтересовался я.
- А никак. Он даже не спросил, о чем мы с тобой говорили... Думаю, ни ему, ни Ельцину не нужен мир...
26 апреля 1995 года Президент Б. Ельцин подписал Указ "О дополнительных мерах по нормализации обстановки в Чеченской Республике". Мы понимали, что объявление моратория носило чисто политический характер - страна готовилась к празднованию 50-летия Великой Победы, в Москву прибывали многочисленные зарубежные делегации. Причем соответствующие приказы на сей счет стали поступать в войска уже за неделю до опубликования Указа.
Но боевики не собирались соблюдать мораторий. Гибли наши солдаты и офицеры, гибли лояльные к нам чеченцы... Дудаевцы использовали передышку для пополнения и перегруппировки своих сил. Многие реальные достижения "федералов" таяли на глазах, как поздний весенний снег...
В мае мы наконец получили добро на проведение операции в горах. Ее подготовку жестко контролировал лично А. Квашнин, о деталях знали только несколько человек. Кроме него самого - А. Куликов, В. Булгаков и я.
Были созданы три горные группировки. Шатойской руководил генерал В. Булгаков, Веденской - полковник С. Макаров, Шалинской - генерал Холод. Чтобы ввести в заблуждение противника, на все три направления были выдвинуты войска. Причем таким образом, чтобы у дудаевцев сложилось впечатление, будто их станут атаковать с трех сторон, чтобы растянуть, "размазать" по горам. Они не думали, что мы сунемся в горы.
Еще тогда, в марте, я говорил Масхадову: "Аслан, в горы я своих солдат не пошлю. Они плохо знают горы, в отличие от твоих, которые здесь родились и выросли. Я буду посылать самолеты и доставать вас с воздуха".
Не знаю, поверил ли он моим словам, но, судя по радиоперехватам и оперативной информации, боевики считали, что федеральные войска сделают ставку на авиацию и артиллерию.
Однако на нашей последней встрече в апреле речь вновь зашла о горах. Уже прощаясь, Масхадов заметил с нескрываемым лукавством:
- Я знаю, что ты пойдешь в горы... Ты здесь вырос. Но остальные как? Как технику протянете? - Найдем способ...
Масхадов усмехнулся. Он не предполагал, что у нас уже все было готово к проведению горной операции...
Вначале войска действовали одновременно в трех местах. Особенно ожесточенные бои развернулись на Шатойском и Веденском направлениях. Например, боевики цепко держались за цементный завод, этот своеобразный "зам?к" на входе в Аргунское ущелье. Переговоры о том, чтобы завод оставить целым, ни к чему не привели. Пришлось штурмовать. Несколько суток войска группировки наносили удары по противнику и в конце концов почти без потерь овладели важным объектом обороны дудаевцев, которые каждый день недосчитывались по нескольку сот человек. Общие потери противника, по состоянию на 31 мая, оценивались в 12 тысяч человек! Донесения из Чечни в период "горной войны" напоминают сводки с фронтов Великой Отечественной:
29 мая
Уничтожены в ходе боевых действий за 27 и 28 мая 1995 года: 294 боевика, 1 танк, 4 БТР, 23 автомашины, гранатомет, пулемет, ПТУР, наблюдательный пункт, 6 опорных пунктов и склад боеприпасов. Потери федеральных войск составили - трое убитых и шестеро раненых.
30 мая
Потери боевиков за истекшие сутки: 88 убитых, 1 БТР, 8 автомашин, зенитная установка, гранатомет, ПТУР. Кроме того, изъяты 3 гранатомета, 201 килограмм взрывчатых веществ, более 4 тысяч единиц различных боеприпасов. Наши потери - трое погибших и восемь раненых.
31 мая
Федеральные войска вплотную подошли к горловинам Аргунского и Веденского ущелий и продолжают методичный обстрел позиций НВФ огнем артиллерии и авиации. Ожесточенные бои идут в предгорьях и горах. Основная задача - расчленение группировок, сконцентрированных на Шатойском и Веденском направлениях. Боевики создали первые батальоны "смертников", готовых к выполнению любого задания и осуществлению диверсионно-террористических операций.
1 июня
За истекшие сутки федеральные войска в Чечне потеряли в общей сложности 10 человек убитыми и 13 - ранеными. Уничтожено 123 боевика, танк, артиллерийское орудие, зенитная установка, 4 базы. Ожесточенные бои идут по всей линии фронта в районе населенных пунктов Бамут, Агишты, Сержень-Юрт, Ножай-Юрт.
По утверждению чеченских источников, федеральные силы в районе селения Сержень-Юрт, применив тактику обхода, взяли господствующие высоты 312 и 319, закрепились на них и ведут постоянный артиллерийский обстрел позиций противника в окрестностях населенных пунктов Ведено, Шатой, Бачи-Юрт, Мехкеты.
Прежде чем войска двинулись в горы, вперед направили специальные штурмовые группы, которым ставилась задача: овладеть господствующими высотами и обеспечить выход главных сил. На Шатойском направлении такие группы в основном выделялись от подразделений ВДВ. Они грамотно, лучше других, действовали в горах, захватывали высоты и выставляли блокпосты.
Упорное сопротивление дудаевцы оказали в районе Ярышмарды. Атаковать в лоб - значило понести большие потери. Стали искать выход, напрашивалось два варианта. Первый - найти обходной маршрут, что в той ситуации было весьма сложно, второй - поменять направление главного удара, перенацелить войска на Ведено. К тому же противник начал подтягивать большие силы в Аргунское ущелье, чтобы удержать Шатойское направление. Итак, Ведено - вотчина братьев Басаевых.
Генерал Булгаков предложил решение: главные силы 245-го полка провести вдоль реки. Таким образом, группировка бандитов рассекается надвое и появляется возможность захватить два базовых района боевиков. Я утвердил это решение.
Согласно плану, части и подразделения выдвинулись к Ведено с двух направлений: Дачу-Борзой - Агишты и Дачу-Борзой - Мехкеты. За один день командир 245-го полка полковник С. Морозов по каменистому руслу реки сумел вывести свои главные силы в район населенного пункта Элистанжи. И тогда возникла идея высадить тактический воздушный десант.
Еще в 1942 году в этих местах, в районе населенного пункта Мехкеты, немцы планировали высадить десант. Профашистски настроенные чеченцы оборудовали здесь аэродром. Сюда затем немцы доставляли своих инструкторов, создавали запасы оружия, боеприпасов, продовольствия. Чечня должна была стать опорной базой для последующего выхода немцев к бакинской нефти. Этот план за малым не был осуществлен - помешали успехи нашей армии. Кто бы мог подумать тогда, что спустя пятьдесят три года здесь будут идти настоящие бои и нужно будет высаживать российский десант?!
...Двое суток изучали обстановку. Внесли коррективы по результатам аэрофотосъемки. Но этого показалось мало. Хотелось лично убедиться и, как говорят, своими глазами посмотреть то место, где спланировали высадку десанта. Сели с В. Булгаковым на штурмовики (на место второго пилота) и поднялись в воздух. Полет длился минут 30-40.
Сделали три круга над окрестностями Ведено. Вдруг внизу я увидел "Ниву". Она двигалась по горной дороге в сопровождении еще двух машин. И летчики их сразу заметили: я слышал их переговоры с землей. Позже один из них рассказал мне, что за этой "Нивой" они давно охотятся. По имевшимся агентурным данным, это была машина Дудаева. Но Земля запретила штурмовикам работать по автоколонне, так как в кабинах находились мы с Булгаковым. Выходит, мы с Владимиром Васильевичем помешали тогда уничтожению чеченского лидера.
Высадка десанта прошла успешно. Подразделения 245-го полка вместе с десантниками ударили по противнику одновременно с двух сторон. На некоторых участках обороны врага началась паника, бандиты бросали свои позиции и позорно бежали.
3 июня древняя столица Чечни Ведено была уже в руках федеральных войск. Пленные дудаевцы признавались, что основной удар ожидали по Шатою, поэтому и подтягивали туда резервы. Однако у селения Агишты их связала боями морская пехота, а в ущелье - 506-й полк. И тыл боевиков оказался оголенным.
В боях за Ведено федеральные войска потеряли погибшими 17 человек, ранеными - 36. А у бандитов только убитых более трехсот. Плюс ко всему уничтожено 8 танков, 9 БМП, 1 БТР, 2 ЗУ, одна установка залпового огня "Град", 2 орудия, 6 минометов, 28 автомобилей с боеприпасами - фактически остатки их тяжелого вооружения. Наголову был разгромлен печально знаменитый "абхазский" батальон.
Шамиль Басаев был в шоке от происшедшего. И видимо, после "веденской катастрофы" задумал он свой кровавый рейд на Буденновск. От отчаяния... Не давая противнику времени на передышку, войска двинулись на Шатой. Туда вела только одна дорога - вдоль реки Аргун. Слева - отвесные скалы, справа - десятиметровый обрыв. Никакой возможности для маневра. К тому же разведчики обнаружили на пути следования множество управляемых мин, фугасов. Идти по дороге - значит положить людей, потерять технику. Нас возьмут в огневой мешок и перещелкают, как в тире. Генерал Булгаков предложил решение: основные силы "перетаскивать" по хребту, чтобы скрытно выйти к Большим Варандам, от них спуститься к Шатою.
Хребет шириной от 4 до 6 километров - и только узкая тропа, по которой с незапамятных времен горцы ездили лишь верхом на лошадях. Но начальник инженерной службы 166-й бригады подполковник А.Степанов со своими людьми за трое суток пробил дорогу, расширил ее под технику. Чуть ли не на руках несли боевые машины.
А чтобы противник не обнаружил основные силы, на главной дороге подразделения 245-го полка сымитировали атаку: небольшой рейдовый отряд (развед-взвод, мотострелковая рота, инженерно-саперное отделение с машиной разграждения и танк с тралом во главе с майором Н. Звягиным) двинулся вдоль реки Аргун.
Уже при входе в ущелье боевики открыли шквальный огонь. Солдаты и офицеры стояли насмерть в течение двух суток, приковывая к себе силы бандитов. А когда поняли, что противник "клюнул" на приманку, командир полка приказал по радио Звягину отходить... Спаслись немногие, прыгнув с обрыва в реку. Большинство погибло. Я склоняю перед ними голову, ценой своей жизни герои обеспечили общий успех операции.
Такие ситуации нередки на войне. К сожалению, командирам иногда приходится принимать жесткие решения: жертвовать малым, чтобы спасти большее. Прости меня, Господи! Благодаря отряду майора Звягина мы сумели вытащить к Шатою по хребту 245-й полк. А вечером 11 июня с другой стороны Шатоя был высажен десант. Несколько вертолетов, один за другим, подлетали в указанное место. Десантники выпрыгивали и сразу уходили в лес, чтобы с рассвета перекрыть возможные пути отхода боевиков. Один вертолет, завалившись на хвост, скатился в обрыв. К счастью, никто не погиб, было только несколько раненых. Однако сдрейфил обычно хладнокровный и мужественный командующий авиацией группировки генерал В. Иванников: "Все, прекратить высадку!" - нервно закричал он в эфир. Пришлось его отстранить. "Ты что, - говорю, - все погубить хочешь?! Спасуем сейчас - в крови умоемся! Все рухнет!" Я вырвал микрофон: "Продолжать высадку! Не останавливаться!" В конце концов все закончилось благополучно. И 13 июня Шатой был полностью блокирован. Боевики вновь запаниковали - не ожидали внезапного удара федеральных войск. И почти не оборонялись. Спешно покинули свои позиции. С падением Ведено и Шатоя фактически могла завершиться последняя фаза "горной войны". Замысел федерального командования был почти полностью реализован. За Шатоем открывался путь через перевал на Грузию. Теперь же, после блокирования ключевого населенного пункта, его удалось перерезать, неподконтрольными оставались только скалистые горы, где можно было ударами с воздуха и артиллерией добивать остатки бандитов. Однако в очередной раз наступление остановили - опять начались переговоры. Так было после блокирования Грозного, после успешного наступления на Шали, после форсирования Аргуна... Я считаю, что тогда можно было окончательно дожать бандитов. И сейчас, когда Шатойская операция набрала полный ход, нам вставляли палки в колеса. Кое-что разъясняет перехват разговора Масхадова с одним из полевых командиров. Последний сообщал, что его отряды больше не могут сдерживать русских. "Выручайте, срочно!" Масхадов ответил буквально следующее: "Продержись до девяти утра. Все будет нормально. Мы договорились: объявят мораторий". Ни я, ни Куликов не знали еще о предстоящем событии, а Масхадов уже знал. Вечером на меня вышел начальник Генштаба генерал М. Колесников и сообщил, что в адрес А. Куликова послана шифротелеграмма, предписывающая прекратить применение авиации. Я связался с Куликовым: "Анатолий Сергеевич, как же так?" Он тоже опешил: "Как прекратить? Люди же ведут бои в горах!" Одновременно с ним выходим на Колесникова. "Что я могу сделать? - слышим в ответ. - У меня на столе приказ Верховного Главнокомандующего. Вам его уже послали". Действительно, после полуночи получаем приказ, снова выходим на Москву, пытаемся объяснить ситуацию. Бесполезно. Эти словно врагом спланированные остановки, эти украденные у армии победы - самая острая, после людских потерь, боль. Как воевать, если достигнутый кровью успех напрочь перечеркивался совершенно ненужными "переговорами"? "Кто наш главный противник: бандиты в горах или предатели в сановной Москве? - распалился Булгаков, узнав о моратории. Плечи у боевого генерала опустились, желваки пошли ходуном. - Мне просто плакать хочется, Геннадий Николаевич. Что же они творят?" На следующий день после взятия Шатоя состоялась очередная встреча Масхадова с представительной делегацией федерального центра (Керимов, Зорин, Месарош и Паин).

Анатолий Куликов
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Глубокой ночью, после получения приказа из Москвы о прекращении огня, командующий Объединенной группировкой войск А. Куликов связался с начальником Генштаба генералом М. Колесниковым.
Куликов попытался уговорить, чтобы отменили предательский приказ. "Это не в моей компетенции, - уперся Колесников. - Обращайся выше". Тогда Куликов стал звонить Черномырдину.
Премьера в Москве не было. И Анатолий Сергеевич "поднял всех на ноги", чтобы разыскали. Оказалось, Виктор Степанович отдыхает где-то на Черноморском побережье. Нимало не смущаясь тем обстоятельством, что, во-первых, глава правительства в отпуске, а во-вторых, уже глубокая ночь, он заставил обслугу разбудить премьера.
Сонный, измотанный за последние дни Виктор Степанович взял трубку. Он был, конечно, раздражен. Мало того, что ему не дают спокойно отдохнуть, так еще и проблему такую задали, выходящую за рамки его компетенции. Черномырдин еще не успел отойти ото сна, а Куликов в ухо дятлом долбит:
- ...Нельзя прекращать огонь, Виктор Степанович! Трошев высадил десант, люди находятся в горах. Если прекратим поддерживать их авиацией и артиллерией, то обречем ребят на погибель!.. Виктор Степанович слушал-слушал и наконец сорвался:
- Это решение Верховного! Ваше дело - выполнять приказ, а не обсуждать его! В девять ноль ноль прекращайте огонь артиллерии, авиацию - на прикол! Максимум, что я вам разрешаю, - отвечать автоматным (только автоматным!) огнем на огонь противника. Все! Разговор закончен!..
Куликов бросил трубку, чертыхнулся, но сдаваться не собирался: решил дозвониться до Ельцина. Но его убедили, что это дело бесперспективное. Казалось, все - "труба" нашему десанту, "труба" идее, за которую сложили головы воины майора Звягина, "труба" замыслу добить бандитов в районе Шатоя... Другой на его месте давно спасовал бы перед такой "безысходностью", но Анатолий Сергеевич продолжал упорствовать. Связавшись со мной, сказал:
- Значит, так, Геннадий Николаевич.
Я - командующий группировкой войск, и я беру всю ответственность на себя. Бей их, гадов, всеми средствами! Нужна авиация - поднимай в воздух, нужна артиллерия - круши бандитов снарядами. Не бойся. Я за все отвечу. Москва далеко, а нам тут, на месте, виднее...
У меня сердце подскочило в груди, я готов был расцеловать Куликова. Но одновременно и страшно стало за него, как бы не сняли. Утром наш десант обрушился с гор на головы боевиков как снежная лавина. В 9.00 полным ходом работали артиллеристы, в небе стрекотали вертолеты. В стане бандитов началась настоящая паника.
Но одновременно радиоэфир накалили вопли чеченских лидеров, жаловавшихся своим благодетелям в Москве на своенравие генералов ОГВ, дескать, Куликов неуправляемый, проигнорировал приказ Верховного. "Эдак он скоро и Кремль будет бомбить. Дождались Бонапарта?!" - звучали по космической связи провокационные тирады...
Ближе к полудню на меня вновь вышел Анатолий Куликов:
- Все, Геннадий, стой! Больше держаться не могу.
Давят, сил нет.
Останавливай всех и закрепляйся.
- Понял вас, - отвечаю. - Даю команду "Стоп".
- Успел что-нибудь? - поинтересовался Куликов.
- Успел, - говорю. - Добить уже не смогу, расползлись по щелям, но зато Шатой наш, а главное - люди целы.
- И то хорошо, - облегченно вздохнул командующий ОГВ. - Спасибо тебе, ребят поблагодари.
- Это вам спасибо.
Те несколько часов, которые отвоевал у политиков Куликов, фактически решили исход дела в нашу пользу.
Москва не забыла его упрямства. В конце концов его сместили с должности командующего ОГВ... путем повышения - назначили министром внутренних дел. Лишь бы от Чечни подальше. Надеялись, что захлебнется в потоке текущих дел. А он не утонул. Будоражил правительство, боролся с политикой полумер в отношении Чечни, открыто выступал против сторонников замирения с боевиками. Мало того, развернул войну с коррупцией внутри МВД - наверное, одну из самых безнадежных российских войн.
По-офицерски прямолинейный, он не умел хитрить и ловчить в извилистых коридорах власти. Быстро нажил себе врагов. Боевые генералы, знавшие его по Чечне, искренне переживали, что его подставят где-нибудь, вынудят уйти в отставку. В конце концов так и случилось, но Анатолий Сергеевич успел сделать для государства немало доброго.
Впрочем, уже одно только присутствие в правительстве таких людей оказывает благотворное влияние на ход событий. Так, к примеру, присутствие в актерском ансамбле В. Высоцкого или В. Шукшина - некая духовная гарантия того, что фильм - приличный.
Для меня министр внутренних дел РФ А.С. Куликов - нравственная и политическая гарантия того, что поведение государства будет предсказуемым и "чистоплотным". Он не способен предать товарища. Достаточно вспомнить, как на протяжении всех последних лет он поддерживал тяжело раненного в Грозном генерала Романова и его семью. Даже договорился с мировым светилой (нейрохирургом из Японии) о сложнейшей операции. Своих друзей он в беде не бросал.
Я познакомился с Куликовым в феврале 1995 года. Невысокого роста, крепыш, со скупыми жестами, он оставлял ощущение основательности. Его фигура, речь, поступки - все было каким-то капитальным, несуетным, выверенным. Его взгляд сквозь очки, казалось, проникал в самые глубины души человека. Трудно, наверное, приходилось тому, кто хотел утаить от него дурные намерения.
Анатолий Сергеевич напоминал мне лучших представителей царской армии - широко образованных, интеллигентных офицеров, для которых святыми были понятия "честь", "верность присяге", "благо Отечества"...
У Куликова не было той гусарской лихости, той легкости, с которой отдавал приказы П. Грачев. Анатолий Сергеевич не торопился, как иные политики, "демонстрировать" свое мнение. В отличие от многих генералов, он пренебрег личной карьерой во имя спасения солдатских жизней и победы над неприятелем. И что немаловажно: показал российскому народу, что есть люди в генеральских мундирах, которых невозможно запятнать даже в мутной и грязной воде военно-политических игрищ.



На главную
Глава 3