Борис Ельцин.
От рассвета до заката
Александр КОРЖАКОВ
ВДАЛИ ОТ РОДНЫХ БЕРЕГОВ
У Ельцина всегда были проблемы со здоровьем. До операции на сердце его история болезни хранилась у меня: четыре увесистых, толстых тома, сантиметров по пятнадцать каждый. Перед шунтированием доктора попросили это "собрание болячек". Я даже ни разу в него не заглянул. О недомоганиях президента я и так узнавал раньше врачей.
Особенно тяжело приходилось по ночам. Борис Николаевич ложился спать часов в десять вечера, а в час ночи пробуждался. Встанет и начинает жаловаться:
- Голова болит, спина ноет...
Плохой сон отчасти объяснялся тем, что Ельцин любит отдохнуть днем. Пообедает и засыпает. А ночью встает, одевает свой тоненький японский халат и куролесит. Меня разбудит, адъютантов, медсестер...
Как-то ночью, во время поездки в Германию он проснулся, а меня рядом нет. Я же вместе с коллегами решил посмотреть на Кельнский собор - он красиво освещен ночью. Потом зашли в настоящую немецкую пивнушку, заказали пива и толстых сарделек.
Отсутствовали, наверное, часа три. Возвращаемся в гостиницу, а мне едва ли не с порога докладывают:
- Борис Николаевич проснулся, а вас поблизости нет. Сильно разозлился, приказал местную полицию на ноги поставить, отыскать немедленно...
Осерчавшего шефа я успокоил, но он все равно продолжал дуться - обиделся, что не взяли его с собой.
Но один раз мое сердце дрогнуло от жалости. В ночь подведения итогов президентских выборов-96 больной Борис Николаевич лежал в кровати, а рядом, в соседней комнате, сидел адъютант Толя Кузнецов.
Наина Иосифовна и Таня уехали в "Логоваз", а Толя смотрел телевизор, записывал предварительные результаты и относил их в спальню.
Отклонения в нервно-психическом состоянии у Бориса Николаевича я заметил весной 93-го.
Он сильно переживал противостояние с Хасбулатовым и Руцким, впал в депрессию, даже начал заговариваться... Я его вовремя остановил от крайнего шага. Хотя склонность разрешать все проблемы раз и навсегда самым неподходящим способом была у Ельцина и раньше. То он в бане запрется, то в речке окажется...
Первый серьезный звонок, связанный со здоровьем президента, прозвучал в Китае. С нами во все командировки уже и так постоянно ездили врачи, но на этот раз я включил в бригаду невропатолога.
...Ночью, часа в четыре, меня разбудили:
- Вставайте, президент зовет...
Захожу в спальню. Наина Иосифовна плачет, доктора пыхтят, колют, массируют. Я к нему подсел с левой стороны на кровать, взял за руку.
- Видишь, я совсем не чувствую ноги и руки, все - это конец, - сказал Борис Николаевич и заплакал.
- Борис Николаевич, подождите, все пройдет. Врачи у нас славные, поправят.
Потом стал ему рассказывать про Рузвельта:
- Не только на вас свалилась такая беда. Вспомните Рузвельта. Он в коляске ездил и нормально руководил страной. В волейбол, конечно, играть уже не сможете, но ваша голова важнее. Главное, не отчаиваться и выжить.
Ельцин меня очень внимательно слушал. Если ему тяжело, он всегда слушает того, кто рядом.
Программу визита, конечно, свернули, сославшись на обострившуюся ситуацию в Москве и коварные замыслы Хасбулатова.
К десяти утра врачи воскресили президента. Он сел в машину, и ее подогнали прямо к трапу ИЛ-62. Никакого почетного караула, официальной церемонии проводов не было. "Обрубили" и прессу.
Ногу Ельцин волочил, но смог сам, потихоньку добраться до люка фюзеляжа. Поднимаясь по трапу, рукой он крепко держался за поручень. Я подстраховывал снизу и готов был в любую секунду его подхватить. В душе я благодарил Бога, что не пришлось президента затаскивать в самолет на носилках - они понадобились во Внукове.
Из Америки в Россию мы возвращались через Шеннон. В ирландском аэропорту нашему самолету предстояло пробыл около часа - у президента Ельцина была запланирована сорокаминутная встреча с премьер-министром Ирландии. Но встреча не состоялась. Вместо Бориса Николаевича по трапу спустился первый вице-премьер правительства Олег Николаевич Сосковец и, не дав опомниться изумленному Альберту Рейнольдсу, сам начал дипломатическое мероприятие.
Пресса на следующий день "взорвалась". Российские и зарубежные журналисты излагали десятки версий, одна неправдоподобнее другой, почему все-таки Борис Николаевич не вышел из самолета.
Официальному сообщению президентской прессслужбы: дескать, Борис Николаевич так сильно утомился, что попросту проспал встречу в Шенноне, - никто не верил. Видимо, многие понимали: в самолете произошло неординарное событие, за тайной завесой которого кроется нечто большее, чем рядовой дипломатический конфуз.
...У меня сохранилась забавная фотография: Клинтон едва не падает от смеха, а Ельцин продолжает его смешить. Переводчик же сохраняет непроницаемое, напряженное лицо, будто вынужден переводить поминальную молитву.
В тот сентябрьский день 94-го между президентами России и США шли обычные, в рамках визита переговоры. Встречу решили устроить в парке, перед музеем Рузвельта под Вашингтоном. Погода выдалась на славу: дул легкий прохладный ветерок, солнце заливало ярко-зеленые ухоженные лужай ки, обрамляющие дом. Ельцин и Клинтон с удовольствием позировали перед фотокамерами, И я тоже сфотографировал улыбающихся друзей - Билла и Бориса.
Переговоры начались по стандартной схеме: сначала в узком составе, затем в расширенном. Они проходили в библиотеке Франклина Рузвельта.
Завтрак накрыли в столовой. Дом-музей там устроен своеобразно: половина помещений отдана под действующую экспозицию, другие же комнаты предназначены для встреч особо важных персон.
Членов делегации пригласили к столу. Во время завтрака произошел обмен хоккейными свитерами. На одном было написано "Клинтон-96", а на другом - "Ельцин-96". Оба президента готовились к выборам. Бело-красные свитера на фоне сочной зелени смотрелись особенно элегантно.
Сфотографировав Билла и Бориса еще раз, я вышел из столовой. Во мне росло раздражение, и хотелось немного успокоиться, созерцая окружающее благополучие. Я всегда чувствовал, когда радостное настроение Ельцина перерастает в неуправляемое им самим вульгарное веселье. Крепких напитков за завтраком не подавали, зато сухого вина было вдоволь. Не секрет, что на официальных встречах принято дозировано принимать спиртные напитки: чокнулся, глоточек отпил и поставил бокал. Тотчас официант подольет отпитый глоток. Если же гость махом выпивает содержимое до дна, ему наполняют бокал заново.
Во время завтрака Борис Николаевич съел крохотный кусочек мяса и опустошил несколько бокалов. Клинтон еще на аперитиве сообразил, что с коллегой происходит нечто странное, но делал вид, будто все о'кей.
Из-за стола шеф вышел, слегка пошатываясь. Я от злости стиснул зубы. Вино ударило в голову российскому президенту, и он начал отчаянно шутить. Мне все эти остроты казались до неприличия плоскими, а хохот - гомерическим. Переводчик с трудом подыскивал слова, стремясь корректно, но смешно перевести на английский произносимые сальности.
Клинтон поддерживал веселье, но уже не так раскованно, как вначале - почувствовал, видимо, что если завтрак закончится некрасивой выходкой, то он тоже станет ее невольным участником.
Облегченно я вздохнул только в аэропорту, когда без инцидентов мы добрались до самолета.
Летали на ИЛ-62, который достался нам от Горбачева. После первого дальнего перелета мы поняли: салон плохо приспособлен для продолжительных путешествий. Странно, Михаил Сергеевич, обожавший роскошь и комфорт, не мог более или менее сносно оборудовать свой самолет. Поэтому в 93-м году Ельцин принял решение подготовить самолет президента России на базе нового ИЛ-96.
Управление делами выделило полмиллиона долларов, и вскоре руководитель Государственной транспортной компании "Россия" продемонстрировал обновленный за эти деньги салон.
Внутреннее пространство пассажирского отсека было разделено хлипкими картонными перегородками на комнаты, которые мне напомнили кабинки для примерки одежды в универмагах. Недостаток дизайна, видимо, должны были компенсировать развешанные повсюду кокетливые занавески. Но особенно нас поразила широкая двуспальная кровать - смотрелась она на фоне скромного интерьера как рояль в огороде.
- А где президентский санузел? - начал с вопроса по существу Павел Бородин, управляющий делами президента.
- Во втором салоне.
- Это что же, Борис Николаевич должен через весь самолет бегать в общественный туалет?!
Руководитель компании оказался находчивым человеком и с ходу предложил оригинальный вариант - рядом с кроватью поставить персональный биотуалет для президента.
"За занавесочкой", - добавил про себя я.
После провалившегося проекта реконструкции мы с Бородиным съездили на завод в Швейцарию, где делают салоны для президентов, шейхов, королей и просто состоятельных клиентов. Продемонстрированные образцы салонов понравились, и мы пригнали на этот завод ИЛ-96.
Внутри он был абсолютно пустым. По эскизам сына русского художника Ильи Сергеевича Глазунова - Ивана - швейцарцы сделали изумительный интерьер. В новом самолете можно было работать и жить не менее комфортно, чем в Кремле. Теперь появились душевые кабины для президента и персонала, две спальни, зал для совещаний на 12 человек, просторные кресла для сопровождающих.
В ту пору мы планировали визит в Австралию и радовались, что полетим на другой континент без бытовых неудобств. Сопровождающие нас врачи тоже ликовали - наконец-то появилось место для сложного, громоздкого медицинского оборудо- вания.
Комфорт в полете был не основной причиной наших стараний. Внешний вид и внутреннее убранство самолета - это одна из составляющих престижа президента России.
...Но тогда, в Америке, мы разместились в горбачевском ИЛ-62. Самые важные члены делегации рассаживались в салоне первого класса. Он вмещал восемь персон.
Президентские апартаменты тоже выглядели скромно: тесная раздевалочка, умывальник, унитаз, коридор с двумя узкими, как в поезде, кроватями и откидным столиком. Был и общий салон, в котором вдоль стен опять же стояли узкие диваны - на них иногда кто-нибудь спал во время дальних перелетов.
Обычно до взлета мы все, словно по команде, переодевались в спортивные костюмы. Часто сопровождающие президента члены делегации не умещались в первом салоне, и шефу протокола - Владимиру Шевченко предстояло определить, кому покинуть первый салон и перейти на менее удобное и престижное место.
У меня с Виктором Илюшиным места были постоянными - мы сидели напротив друг друга. Перед глазами маячила кнопка "вызова", она была между нами. Если Борис Николаевич хотел с кем-нибудь из нас переговорить, сразу загорался сигнал. Потом установили такую же кнопку рядом с креслом врача. К тому моменту с нами уже постоянно летала целая бригада докторов.
Но где бы и как бы кто ни рассаживался, особого дискомфорта не ощущал. Кормили всех одинаково - сытно и вкусно. Стюардессы предлагали спиртное. У Ельцина, как и полагалось по инструкции, даже в самолете еда была особой - ее готовили личные повара из "президентских", тщательно проверенных продуктов.
Спустя некоторое время после взлета шеф вызывал меня и спрашивал:
- Кто там у нас в салоне?
Я начинал перечислять.
- Кого позовем сюда, ко мне?
И вот мы вдвоем обсуждали, кого же пригласить.
Принцип отбора был предельно простым - кто чаще всех летал, того звали. Если нас сопровождал Козырев, значит, звали Козырева.
Если Сосковец был, то его обязательно приглашали. По канонам безопасности в одном самолете или вертолете не должны летать вместе президент и премьер.
Поэтому Виктора Черномырдина в нашей самолетной компании никогда не было. А вообще-то постоянный круг включал Илюшина, Грачева, Бородина, Барсукова и обязательно шефа протокола Шевченко.
Порой места всем не хватало за одним столом, и мы накрывали второй.
За едой обсуждали поездку и практически никогда не критиковали Бориса Николаевича. С нами всегда сидела и Наина Иосифовна.
В первые поездки Ельцин ее старался не брать, но потом, когда начались проблемы со здоровьем, мы все были заинтересованы, чтобы с президентом кто-то постоянно находился рядом. Мало ли что с ним ночью случится. Хотя в последнее время он любил проводить время в одиночестве. Вызовет официанта, прикажет что-то принести и сидит молча, в задумчивости.
В Америке ничего из ряда вон выходящего не произошло, поэтому все присутствующие за столом дружно поздравляли Бориса Николаевича с очередной дипломатической победой, от комплиментов он млел. Ельцин давно заметил, что льстивые дифирамбы мне не нравились. Когда мы оставались вдвоем, он по-старчески ворчал:
- Я же знаю, как вы меня ненавидите. Никогда хорошего слова от вас не услышишь, одна критика.
Но критика утопала в потоке похвал. Андрей Козырев произносил свой фирменный тост, дипломатично называя Наину Иосифовну "секретным оружием президента". Она своим обаянием располагала жен других президентов. Наина умела вести себя безукоризненно.
Я поражался ее способности находить общий язык с совершенно незнакомыми людьми. Жены высокопоставленных людей, как правило, достаточно простые милые женщины. И если они видят, что к ним относятся по-доброму, без зазнайства, протокольная чопорность исчезает мгновенно.
Борис Николаевич тоже произносил тост за команду, за тех людей, которые ему помогали, писали бумаги, охраняли...
Видимо, Ельцин чувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Он был то чересчур возбужден, то беспричинно подавлен. Поэтому мы долго не засиживались, да и выпили совсем немного. Все устали, хотелось спать.
Когда шеф лег в своей комнатке, к нам подошла Наина Иосифовна и предложила перейти в общий салон, где обедали. Со столов уже убрали, и можно было прилечь, вытянув ноги на узких диванах. С моим ростом и комплекцией почти невозможно отдохнуть в кресле.
Сергей Медведев, пресс-секретарь президента, хоть и длинный, а виртуозно складывался на сиденье. Остальные тоже за считанные минуты засыпали в смешных позах, только животы двигались, да щеки, словно жабры, раздувались. Если же я спал в кресле, то всегда задевал Илюшина ногами. Никак нас судьба не разводила, даже в самолете.
Приглашение жены президента я принял с удовольствием - улегся на диване, накрывшись пледом и положив под голову пару миниатюрных подушек.
Заснул моментально.
Вдруг сквозь сон слышу панический шепот Наины Иосифовны:
- Александр Васильевич, Александр Васильевич...
Я вскочил. Наина со святым простодушием говорит:
- Борис Николаевич встал, наверное, в туалет хотел... Но упал, описался и лежит без движения. Может, у него инфаркт?
Врачей из-за щекотливости ситуации она еще не будила, сразу прибежала ко мне. В бригаде медиков были собраны практически все необходимые специалисты: реаниматор, терапевт, невропатолог, нейрохирург, медсестры, и я крикнул Наине:
- Бегом к врачам!
А сам вошел в комнату президента. Он лежал на полу неподвижно, с бледным, безжизненным лицом. Попытался его поднять. Но в расслабленном состоянии сто десять килограммов веса Бориса Николаевича показались мне тонной. Тогда я приподнял его, обхватил под мышки и подлез снизу. Упираясь ногами в пол, вместе с телом заполз на кровать.
Когда пришли врачи, президент лежал на кровати в нормальном виде. Начали работать. Была глубокая ночь. В иллюминаторы не видно ни зги, под ногами океан. Через три часа у нас запланирована встреча в Шенноне.
Доктора колдовали над Ельциным в сумасшедшем темпе - капельницы, уколы, искусственное дыхание. Наина Иосифовна металась по салону, причитая:
- Все, у него инфаркт, у него инфаркт... Что делать?!
Охает, плачет. Я не выдержал:
- Успокойтесь, пожалуйста, ведь мы же в полете, океан внизу.
Все, конечно, проснулись. Начало светать. Я говорю Сосковцу:
- Олег Николаевич, давай брейся, чистенькую рубашечку надень, на встречу с ирландским премьером пойдешь ты.
Олег опешил. А что делать?! Нельзя же Россию поставить в такое положение, что из официальной делегации никто не в состоянии выйти на запланированные переговоры.
Доктора тем временем поставили диагноз: либо сильный сердечный приступ, либо микроинсульт. В этом состоянии не только по самолету расхаживать нельзя - просто шевелиться опасно. Необходим полный покой.
Сосковец сначала отказывался выйти на переговоры вместо Ельцина, но тут уже и Илюшин и Барсуков начали его уламывать:
- Олег, придется идти. Изучай документы, почитай, с кем хоть встречаться будешь.
У Олега Николаевича память феноменальная, к тому же он читает поразительно быстро.
Приближается время посадки, и тут нам доктора сообщают:
- Президент желает идти сам.
- Как сам? - я оторопел.
Захожу в его комнату и вижу душераздирающую картину. Борис Николаевич пытается самостоятельно сесть, но приступы боли и слабость мешают ему - он падает на подушку. Увидел меня и говорит:
- Оденьте меня, я сам пойду.
Наина хоть и возражала против встречи, но сорочку подала сразу. Он ее натянул, а пуговицы застегнуть сил не хватает. Сидит в таком жалком виде и пугает нас:
- Пойду на переговоры, пойду на переговоры, иначе выйдет скандал на весь мир.
Врачи уже боятся к нему подступиться, а Борис Николаевич требует:
- Сделайте меня нормальным, здоровым. Не можете, идите к черту...
Меня всегда восхищало терпение наших докторов. Приземлились. Прошло минут десять, а из нашего самолета никто не выходит. Посмотрели в иллюминатор - почетный караул стоит. Ирландский премьер-министр тоже стоит. Заметно, что нервничает. Олег Николаевич стоит на кухне, в двух шагах от выхода, и не знает, что делать.
Ельцин обречено спрашивает:
- А кто тогда пойдет?
- Вместо вас пойдет Олег Николаевич.
- Нет, я приказываю остаться. Где Олег Николаевич?
Свежевыбритый, элегантный Сосковец подошел к президенту:
- Слушаю вас, Борис Николаевич.
- Я приказываю вам сидеть в самолете, я пойду сам.
Кричит так, что, наверное, на улице слышно, потому что дверь салона уже открыли. А сам идти не может. Встает и падает. Как же он с трапа сойдет? Ведь расшибется насмерть.
Тогда принимаю волевое решение, благо, что Барсуков рядом и меня поддерживает:
- Олег Николаевич, выходи! Мы уже и так стоим после приземления минут двадцать. Иди, я тебе клянусь, я его не выпущу.
И Олег решился. Вышел, улыбается, будто все замечательно. Когда он спустился по трапу, я запер дверь и сказал:
- Все, Борис Николаевич, можете меня выгонять с работы, сажать в тюрьму, но из самолета я вас не выпущу. Олег Николаевич уже руки жмет, посмотрите в окно. И почетный караул уходит.
Борис Николаевич сел на пуфик и заплакал. В трусах да рубашке. Причем свежая сорочка уже испачкалась кровью от уколов. Ельцин начал причитать:
- Вы меня на весь мир опозорили, что вы сделали.
Я возразил:
- Это вы чуть не опозорили всю Россию и себя заодно.
Врачи его уложили в постель, вкололи успокоительное, и президент заснул.
А в это время Сосковец и Рейнольдс быстро нашли общие темы для разговора. Вместо запланированных сорока минут встреча продолжалась почти полтора часа. Они даже по кружке темного пива "Пшесс" выпили.
Проспал Борис Николаевич до самой Москвы и минут за пятнадцать до посадки вызвал меня:
- Что будем делать, как объясним случившееся?
- Борис Николаевич, скажите, что очень сильно устали. Перелет тяжелый, часовые пояса меняются. Крепко заснули, а охрана не позволила будить. Нагло заявила, что покой собственного президента дороже протокольных мероприятий. И вы нас непременно накажете за дерзость.
Он согласился и все это повторил перед журналистами. Вид у президента в Москве после сна был более или менее свежий, и мысль о том кошмаре, который на самом деле пришлось пережить, журналистам в голову даже не пришла.
Сразу же с аэродрома Бориса Николаевича отвезли в больницу. Никого, он, естественно, не наказал. Пресса пошумела, погалдела да успокоилась, как всегда.
Мало найдется на свете людей, которым удавалось заставить Бориса Николаевича принести извинения, если он обижал их несправедливо. Когда между нами случались конфликты и Ельцин чувствовал собственную неправоту, он просто приглашал меня за стол и делал вид, будто ничего не произошло. Разговор начинал особенно игриво:
мол, давайте выпьем по рюмочке, хорошо пообедаем. Это означало, что Борис Николаевич попросил прощения.
Но со временем игривый тон в подобных ситуациях сменился откровенным раздражением.
30 августа 94-го года мы с официальным визитом отправились в Германию. Прибыли вечером. Прежде нас селили в роскошном гостевом замке неподалеку от Бонна, а на этот раз мы разместились в берлинском отеле "Маритим" и сразу почувствовали разницу между Западом и Востоком.
В Берлин мы приехали на торжественную церемонию вывода уже не советских, а российских войск с территории бывшей ГДР.
Город меня удивил - он, в отличие от других немецких городов, выглядел слишком по-советски.
Перед сном мы немного посидели вместе с президентом и спокойно разошлись. Утро же началось с неприятностей. Ко мне прибежал взволнованный доктор:
- Александр Васильевич, надо что-то делать. Время еще раннее, а Борис Николаевич уже "устал". К тому же просит еще "расслабиться" перед церемонией.
Ельцин пребывал в нервном состоянии. Его угнетали разговоры про русских, которые разгромили Германию в Великой Отечественной войне, а теперь едва ли не с позором покидают немецкую территорию, и еще не известно, кто в результате победил.
Увидев меня, Наина Иосифовна тут же сообщила:
- Александр Васильевич, я только пиво ему давала.
Но я быстро выяснил, что помимо пива в ассортименте были и другие напитки. Жена президента, наверное, о них не знала.
Борис Николаевич действительно выглядел "усталым". По моей просьбе врачи дали ему подышать нашатырем. Нашатырь бодрит и быстро приводит захмелевшего человека в чувство. Пригласили парикмахера - он вымыл голову президенту, сделал массаж лица, красиво уложил волосы. От этих процедур шеф вроде протрезвел.
Быстро оделись и сели в машину. До места встречи нужно было проехать минут пятнадцать. Увы, этого времени хватило, чтобы вялость опять одолела президента.
Гельмут Коль встретил Бориса Николаевича очень доброжелательно. Он всегда искренне радовался каждому новому свиданию. Мне казалось, что немецкий канцлер относится к нашему президенту как к младшему брату. Всегда так трогательно, с акцентом выговаривал:
"Борыс, Борыс" - и при этом нежно похлопывал Бориса Николаевича по плечу.
Если же президент отпускал неудачные шутки при журналистах, Коль воспринимал специфический юмор спокойно и без доли иронии давал понять корреспондентам, что всякое бывает и не стоит заострять внимание на оплошностях. Но такое отношение нельзя было назвать снисходительным. Скорее, оно было добродушно-ироничным.
Гельмут Коль - умный и интеллигентный человек. Сколько бы раз мы ни встречались, я ни разу не видел его нетрезвым. Если Борис Николаевич настаивал, Коль выпивал водку, но не больше трех скромных по размеру рюмок. Потом, невзирая на настырные просьбы, только пригублял спиртное.
Правда, случались исключения. В честь празднования 50-летия Победы Ельцин устроил 9 мая прием в Кремлевском дворце съездов и предложил Колю испытание - выпить полный фужер водки. Наверное, граммов 200 ему налили.
Гельмут этот фужер водки спокойно, не моргнув глазом осушил. Я потом потихонечку наблюдал за ним: опьянеет или нет? Не опьянел.
Однажды Ельцин и Коль отправились с двухдневным визитом на Байкал.
Там, на берегу реки, вытекающей из озера, местное начальство построило добротную, просторную баню из бревен полуметровой толщины. Парил гостей профессиональный банщик-сибиряк. Канцлера, как и положено в русской бане, постегали вениками, обмыли травяными настойками, он раскраснелся.
Ельцин тоже здорово разогрелся, выскочил из парилки, окутанный облаком пара и мигом плюхнулся в ледяную байкальскую воду. Коль с бесстрастным лицом последовал за ним. Подошел к берегу и, не раздумывая ни секунды, поплыл, будто совершал такие водные процедуры в Германии ежедневно. Поплескался немного и вернулся в баню. Вот тогда я понял: этот мужик никогда и ни в чем не уступит нашему президенту.
Из всех лидеров, с кем Борис Николаевич встречался, Гельмут Коль был ему по духу ближе всех. Канцлер Германии всегда здоровался за руку со всеми, кто находился рядом с нашим президентом. И делал это непринужденно, будто мы давние знакомые и можем общаться без подчеркнутой субординации. Несколько раз в охотохозяйстве "Завидово" мы все вместе сидели у костра, жарили шашлыки. Разговаривали о жизни, смеялись. Я даже забывал о том, что господин Коль по-русски не понимает.
На охоте он никогда не стрелял по зверям, и Борис Николаевич охотился в одиночку. Потом я сообразил - канцлер не только не любил охоту, но и опасался вездесущих "зеленых".
Как-то в Завидове у президента России гостил премьер-министр Канады Малруни. Он взял с собой на охоту личного фотографа и предупредил нас, что доверяет ему. Но через некоторое время фотокарточка премьера, который стоял, победно водрузив ногу на убитого кабана, появилась в канадской газете. Разразился скандал.
Господин Коль, видимо, слышал об этой истории и ружья на охоте в руки не брал. Гулял пешком по лесу, с удовольствием катался со мной на катере по водохранилищу и любил посидеть у костра. Поэтому очень часто и официальные переговоры с Колем проходили в Завидове.
В одну из поездок в Германию канцлер пригласил Бориса Николаевича к себе домой. Честно говоря, я ожидал увидеть более дорогую обстановку. Но роскоши не оказалось. Зато в доме все было обустроено с поразительно тонким вкусом. Гельмут Коль признался, что интерьером занимается его жена. Но, думаю, он просто скромничал.
...Все ждали начала церемонии. Коль сразу уловил известное состояние Бориса Николаевича и по-дружески обнял его. В следующее мгновение канцлер понимающе посмотрел на меня. Выразительным взглядом я молил его помочь нашему президенту, хотя бы поддержать Ельцина в прямом смысле этого слова.
Коль все понял: слегка обхватив Бориса Николаевича за талию, отправился вместе с ним на торжество.
Меня уже ничего не интересовало, кроме одного - выдержит президент это мероприятие или нет?
Министр обороны Грачев тоже переживал. В то время Павел Сергеевич еще не проводил десантных операций в Чечне, поэтому отношения с ним у меня были вполне нормальными.
Самый страшный момент наступил, когда началось восхождение руководителей двух государств к памятнику воина-освободителя в Трептов-парке. По высокой длинной лестнице они медленно двинулись вверх. Члены российской делегации застыли в напряженном ожидании. На шаг позади Ельцина поднимался старший адъютант Анатолий Кузнецов. Толю я подробно проинструктировал и предупредил, что президент в любой момент может споткнуться, оступиться, потерять сознание на виду у публики и прессы... Толя, конечно, и без меня уже обо всем догадался.
К полудню солнце пекло, как в пустыне и я опасался, что жара разморит Бориса Николаевича еще сильнее. К памятнику они с канцлером поднялись, слава Богу, без особых проблем. Возложили венки, поклонились, постояли в задумчивости. Однако предстояло новое испытание - спуск.
По обоим краям лестницы выстроились шеренги немецких солдат, застывших в почетном карауле. Неожиданно одному молоденькому солдату стало дурно. Как раз в тот самый момент, когда Ельцин и Коль поравнялись с ним. Немец закрыл глаза, пошатнулся, но упасть не успел - Кузнецов мгновенно его подхватил. Анатолий пребывал, видимо, в диком напряжении и автоматически уловил чужое недомогание. Это выглядело символично: русский офицер спасает утомленного солнцем немецкого солдата. Телекамеры, к сожалению, такой трогательный эпизод не зафиксировали.
Начался парад, на котором я едва не прослезился: наши воины маршировали несравненно лучше солдат бундесвера. Торжественный марш немцев выглядел строевой самодеятельностью по сравнению с чеканным шагом российских ребят.
Коль тоже заметил разницу и смутился - ему стало неудобно за хваленую немецкую выправку, которая на этом параде никак не проявилась.
Потом солдаты запели. Наши и маршировали, и пели одновременно. Половину куплетов исполнили на русском языке, остальные - на немецком. Специально для этой церемонии была написана песня "Прощай, Германия!". Министра обороны выступление растрогало - глаза у Павла Сергеевича сделались влажными.
Настроение Ельцина от явного превосходства российских воинов над немецкими заметно улучшилось, а потом стало и вовсе замечательным. Во время обеда он выпил много сухого красного вина - немецкий официант не успевал подливать, - а солнце усилило действие напитка. Президент резвился: гоготал сочным баритоном, раскованно жестикулировал и нес откровенную ахинею. Я сидел напротив и готов был провалиться сквозь землю от стыда.
После обеда мероприятия продолжились. Теперь предстояло возложить цветы к памятнику погибшим советским солдатам. И мы отправились туда вместе с Коломна специальном автобусе. Часть салона в этом комфортабельном "Мерседесе" занимали сиденья, а на остальной площади была оборудована кухонька и уютный дорожный бар, где можно перекусить.
Борису Николаевичу тут же захотелось испытать на себе все прелести бара. Он заказал кофе. Поднес чашку к губами тут же, на повороте вылил на себя ее содержимое. На белоснежной сорочке появилось большое коричневое пятно. Президент стал беспомощно его затирать.
Коль среагировал абсолютно спокойно. Точнее, никак не среагировал: ну, облился президент, бывает, дело житейское. Наша служба в миг переодела Бориса Николаевича - ребята всегда возили с собой комплект запасной одежды.
...Пока Ельцин возлагал цветы, мне сообщили, что напротив памятника через дорогу, собрались представители фашистской партии с плакатами. Целая толпа. Они возбуждены, кричат, но подходить к ним ни в коем случае не следует. А президент, как нарочно, уже настроился пообщаться с "благодарным" немецким народом.
- Борис Николаевич, к этим людям категорически подходить нельзя, - предупредил я.
- Это - фашисты. Вас сфотографируют вместе с ними, и выйдет очередной скандал.
Запрет на Ельцина подействовал, словно красная тряпка на быка:
- Что?! Все равно пойду...
И демонстративно зашагал к людям с плакатами. Пришлось преградить дорогу. Борис Николаевич рассвирепел, ухватил меня за галстук и рванул. До сих пор не понимаю, как журналисты проглядели такой сенсационный кадр.
"Поединок" заметили только ребята из охраны - мои подчиненные. Разодранный галстук я тут же снял и вернулся в автобус.
Из "Мерседеса" вышел только тогда, когда президент России начал музицировать около мэрии вместе с оркестром полиции Берлина. Никакого дирижерского умения у Бориса Николаевича не было, но это не помешало ему выхватить у обалдевшего дирижера палочку и обосноваться за пультом.
Ельцин размахивал руками так эмоционально и убедительно, что вполне мог сойти за автора исполняемого музыкального произведения. И зрители, и корреспонденты, и музыканты тоже сильно развеселились. Ничего подобного они нигде и никогда не наблюдали, да и вряд ли еще увидят. А президент принял улюлюканья и вопли за восторженное признание своего дирижерского таланта.
Рядом со мной за "концертом провинциальной филармонии" наблюдал Владимир Шумейко - в то время председатель Совета Федерации. Он держал меня за руку и утешал:
- Александр Васильевич, я тебя прошу, успокойся. Подожди... Ничего страшного пока не произошло...
Намахавшись палочкой, Ельцин решил пропеть несколько куплетов из "Калинки-малинки". Всех слов он не знал, зато отдельные фразы тянул с чувством, зычным громким голосом. Обычно исполнение "Калинки" сопровождалось игрой на ложках. Но их, к счастью, сегодня под рукой не оказалось.
Позднее моя жена рассказала, что в те дни НТВ бесконечно повторяло кадры "показательных" выступлений Ельцина. И она плакала от стыда за нашу страну, чувствовала, как мне мучительно в Германии управляться с "ди- рижером".
Исполнив полтора куплета "Калинки-малинки", президент не без помощи Кузнецова снова оказался в автобусе. Мы поехали в российское представительство в Берлине. Там, в бывшем здании посольства, был накрыт празд- ничный стол для узкого круга гостей.
Президент потребовал, чтобы я тоже принял участие в ужине. Я понимал, что это своеобразная форма извинения, потому и пришел. Но сел не рядом с Борисом Николаевичем, а сбоку, подальше от него.
Начались грустные тосты - все-таки сдали мы Германии свои позиции. Через официантов я попытался регулировать количество потребляемых шефом напитков, и они ограничивали выпивку, как могли. Но вдруг к Ельцину едва ли не ползком подкрался какой-то человек с бутылкой. Он был согнут от подобострастия в три погибели. Тут уж я сорвался и заорал:
- Вы кто такой?! Вон отсюда!
Илюшин потом в узком кругу глубокомысленно заключил:
- Если Коржаков в присутствии президента способен так озверело себя вести, то страшно вообразить, что он представляет на самом деле.
Но в тот момент я готов был удавить любого, кто попытался бы налить Борису Николаевичу водки. За столом воцарилась напряженная тишина. А шеф, воспользовавшись паузой, опять принялся шутить.
Выяснилось, что холуй, на которого я, мягко говоря, повысил голос, был то ли послом России в Восточной Германии, то ли полномочным представителем. Странно, конечно, что люди при таких высоких должностях позволяют себе вместо официантов подливать водку гостям.
Из Германии все вернулись подавленными. Дня через два после возвращения мне позвонил помощник президента Рюриков, и говорит:
- Александр Васильевич, мы вот собрались тут... У нас к тебе доверительный разговор. Примешь? Идем.
В мой кабинет ввалилась берлинская делегация почти в полном составе. Людмила Пихоя, как самая активная, выпалила:
- Саша, ты же видишь, что случилось? Что делать с нашим шефом? Мы его потеряем! Уже осталось совсем немножко, чтобы окончательно дойти до точки.
- Ребята, а что вы предлагаете? - спросил я.
- Саша, ты должен пойти к нему и все сказать.
- А почему вы не можете пойти к нему и все сказать?
- Так он же нас выставит за дверь!
- И меня выставит.
- Нет, тебя он не прогонит...
Но я предложил поступить иначе. Мою идею визитеры одобрили. Почти все, кто был в Германии, должны были подписать президенту коллективное письмо, суть которого предельна ясна - ради престижа России, ради здоровья самого Бориса Николаевича, ему нужно вести себя солидно, без "закидонов".
Текст составляли несколько дней. Когда мне его принесли, я удивился - там ни слова не говорилось об отвратительном поведении Ельцина, о РОС- СИИ, которую он обязан представлять достойно. Группа "возмущенных" товарищей написал" хвалебнейшую оду. Самыми критичными можно было считать фразы типа: "...мы хотели бы, чтобы вы берегли свое здоровье, вы так нужны России". Или: "...надо как-то умерить нагрузки в работе".
Ничего не оставалось делать, как подписать это произведение придворных искусств. Кстати, подлинник письма Илюшин оставил у себя. Сохранил, наверное, для своих мемуаров.
Спустя несколько дней президент отправился в Сочи, на отдых. В самолете, в малом салоне, мы расположились вместе с Илюшиным. Сидим и рас- суждаем: нести президенту письмо сейчас или потом отдать? Носить документы - прямая обязанность Виктора Васильевича. Обычно он в начале полета отдавал президенту папку, а перед посадкой забирал документы обратно.
Если Ельцин прочитывал документ, то ставил чернильную галку в верхнем левом углу бумаги.
Илюшин, набрав воздуха в легкие, говорит мне:
- Саша, вот иду к нему с письмом.
Я посоветовал:
- Положи письмо в общие бумаги.
Он так и сделал.
Сидим. Ждем реакции. Минут через двадцать загорается кнопка вызова. Побледневший Илюшин направляется к Ельцину.
- Это что вы мне принесли? - зарычал президент.
- Заберите эту писанину, еще вздумали меня учить.
Илюшин вернулся раздосадованным и подавленным. Честно говоря, я тоже не ожидал, что при откровенно подхалимском тоне письмо вызовет у шефа столь гневную реакцию.
- Ты знаешь, как он мне вернул письмо? - решил поделиться неприятными подробностями Илюшин.
- Он швырнул папку мне чуть ли не в лицо.
- Ну что ж, будем ждать продолжения, - заключил я.
В Адлере нас встречали, как обычно, местные начальники. Мы с Илюшиным покинули самолет после президента и Наины Иосифовны. Пока шеф целовался с краевым и городским руководством, Наина Иосифовна подошла к нам и принялась энергично отчитывать. Причем начала с более впечатлительного Илюшина:
- Вы что натворили?! Вы что сделали?! Вы что там написали?! Расстроили Бориса Николаевича, теперь у него будет не отпуск, теперь у него бу- дет вообще черте что.
Мы оторопели. Я действительно не понимал причин столь бурной реакции на очевидную ерунду. А уж Виктор Васильевич, всю жизнь мастерски избегавший подобных последствий, никак не мог взять в толк, что именно в злополучной бумаге вызвало гнев шефа.
Но нет худа без добра. Пока шеф дулся на меня, я спокойно работал и отдыхал. Илюшин играл со мной в теннис и любезничал все дни напролет. К тому же я пристрастился ходить в прекрасный санаторный комплекс "Русь" - там тоже играл в теннис с другими отдыхающими и руководством санатория. Единственная мысль, время от времени отравлявшая счастливые дни, касалась развязки этой истории. Но, в отличие от Виктора Васильевича, я был уверен, что президент меня не уволит.
Наина Иосифовна тоже выглядела счастливой. Муж почти три недели провел на пирсе, дышал целебным морским воздухом и наслаждался только ее обществом. Она сама подносила Борису Николаевичу напитки, и со стороны Ельцины смотрелись как идиллическая пожилая пара. Потом приехали внуки, и стало веселее.
Илюшину было сложнее, чем мне - каждое утро он относил документы Борису Николаевичу. Ельцин реагировал на появление первого помощника сухо.
- Положите бумаги на стол, - лаконично, не поднимая глаз, приказывал президент.
К концу отпуска шеф решил с нами помириться. Пригласил в баню Барсукова, Грачева (они тоже подписали письмо) и меня.
- Как вы могли, как вы осмелились такое написать! Так нахально повели себя... - урезонивал нас президент.
- Мы же друзья, кому нужны эти коллективные письма?
Ельцина, оказывается, сильнее всего возмутили не подписи Коржакова, Барсукова и Грачева под письмом, а еще каких-то посторонних людей, например помощников, которых он друзьями не считал. Борис Николаевич даже пообещал уволить обнаглевших соратников, и они тряслись от мрачных перспектив.
Но в итоге президент поступил мудрее. Он вызывал поодиночке каждого из подписантов и требовал раскаяния. И все они безропотно отказывались от письма со словами: агитационную кампанию, давал интервью журналистам.
Не отказался только я. Трижды президент уговаривал меня покаяться, но я твердо отвечал:
- Считаю, что в тот момент мы были правы.
Инцидент не испортил наших отношений. Если мы оставались наедине, Ельцин никаким президентом для меня не являлся. Друг друга мы считали "кровными" братьями - в знак верности дважды резали руки и смешивали нашу кровь. Ритуал предполагал дружбу до гробовой доски. При посторонних же я всем своим видом показывал, что Борис Николаевич - президент при любых обстоятельствах.
АМЕРИКАНСКИЕ КОЛЛЕГИ
Визит американского президента Никсона в Москву после завершения "хoлодной войны" готовили сотрудники 9-го управления КГБ совместно с американской "Сикрет сервис".
Тогда я впервые живьем увидел сотрудников этой неординарной службы. Они поразили меня своей численностью, обилием автомашин, спецтехники и не свойственным охранникам умиротворенным выражением лиц. В ту пору я и предположить не мог, что через несколько лет не только побываю в штаб-квартире "Сикрет сервис", но и подружусь с ее руководителями. (Вообще-то название службы охраны президента США не принято переводить на иностранные языки: во всем мире ее называют "Secret service").
Про "Secret service" много писали в нашей прессе, но практически вся информации была далека от истины. Журналисты либо преувеличивали возможности американцев, либо слишком умаляли их достоинства. Порой становилось даже обидно за коллег. На самом деле служба эта влиятельна и многочисленна. Присутствие ее сотрудников на любом мероприятии невозможно не заметить. Некоторые из них действительно напоминают героев боевиков - плечистые, наблюдательные, вездесущие. Демонстрация силы - один из профессиональных приемов.
Наша СБП (Служба безопасности президента России) по эффективности ни в чем не уступает американской, хотя использует в работе иногда иные методы. О них нельзя рассказывать подробно, это своего рода "ноу-хау" безопасности главы государства. Ограничусь лишь одним, наверное, не самым ярким примером.
После начала войны в Чечне Ельцину стали открыто угрожать расправой чеченские боевики. Тогда в президентском кортеже появилась еще одна машина - в ней находились офицеры спецназа СБП с полным боевым комплектом, включая гранатометы. Никто на эту машину особого внимания не обратил.
Тихо, без общественной огласки она свою роль выполнила. Сила была продемонстрирована только тем, кто в этой демонстрации нуждался.
С представителями "Secret service" еще при Джордже Буше у меня сразу сложились вежливые, деловые отношения. После избрания Клинтона в службе произошли новые назначения. Элджи Боурон стал ее руководителем, а Ричард Гриффин - заместителем. С ними-то мы и подружились.
Во время первого визита Клинтона в Россию мы с Барсуковым пригласили Боурона и Гриффина на дружеский ужин. Накрыли стол по-русски: изобильный, с икоркой, осетриной, водкой, коньяком... Американцы, увидев все эти художественно украшенные салаты и закуски, нетрадиционное для Запада количество крепких напитков на столе, в первое мгновение чуть растерялись. Не часто, видимо, принимали Боурона и Гриффина столь торжественно.
Гости быстро освоились, и вскоре мы с Михаилом Ивановичем лично для себя развеяли еще один миф про американцев. Коллеги не страдали плохим аппетитом. Им нравилось русское сало, они понимали толк в икре и мясных деликатесах. Более того, ни Элджи, ни Дик ни разу не попытались пропустить тост и каждый из них выпил граммов по семьсот. Возникло ощущение, будто мы сидим за столом с русскими мужиками, только разговариваем через переводчика.
Боурон и Гриффин - почти ровесники. Гриффин - раскованный, остроумный парень с голливудской внешностью. Он постоянно подтрунивал над чуть флегматичным, с виду медлительным Элджи. За трапезой мы подшучивали друг над другом, хвастались, словно мальчишки, спортивными и другими победами. Каждый из нас занимался спортом. Без тренировок трудно выполнить проверочные тесты. Но для американцев занятия спортом оказались важнее, чем для нас, - они чаще сдают экзамены по физподготовке.
Как часто случается в жизни, прежде Дик был начальником Элджи, а теперь они поменялись ролями. Но служебные перестановки не изменили приятельских отношений. Дик гордился карьерой Элджи - тот начинал работу в службе простым агентом (то есть рядовым штатным сотрудником) и спустя годы возглавил ее.
Во время ответного визита Ельцина в Америку коллеги из "Secret service" не оставили нас с Барсуковым без внимания. И оказали доверие, которого мы никак не ожидали. Я расхаживал по Белому дому в Вашингтоне, словно по Кремлю, заглядывал во все служебные помещения. Прежде я тоже здесь бывал. Здание старое и, по российским меркам, тесноватое для президента. И в личных апартаментах четы Клинтонов не особенно просторно.
Обстановка милая, уютная, комнаты утопают в живых цветах, а стены и столики изобилуют фотографиями.
Фотоснимки в элегантных рамках развешаны и расставлены повсюду - в кабинетах, залах совещаний, в коридорах... На каждой карточке непременно присутствует президент США: Клинтон на охоте, Клинтон на отдыхе, на ры- балке, на корте, на беговой дорожке... А прежде на фотографиях везде был Буш: на охоте, на отдыхе, на корте... Сюжеты одни и те же, места для фотокарточек - тоже, только лица главных персонажей поменялись. Из любопытства я попытался обнаружить в стене дырки от фотографий Буша, но не нашел - изображения Клинтона, видимо, повесили на старые гвозди. Эта американская традиция меня слегка растрогала. Я даже представил Кремль, обвешанный снимками Ельцина на корте, Чубайса - на охоте, Березовского - в бане...
Борис Николаевич после первой официальной поездки в США поставил и в кабинете, и в комнате отдыха несколько своих фотографий. Комнату, в которой президент обедал, мы называли задней. На стене там висели старинная икона и портрет матери Ельцина. Его написал славный русский художник Илья Глазунов.
Илья Сергеевич рассказывал мне, как трудно было ему работать. Он располагал только одной фотографией Клавдии Васильевны, не знал характера этой женщины, никогда не слышал ее голоса, не видел улыбки.
Но желание и мастерство сделали свое дело - портрет получился превосходный. Глаза, волосы, мелкие морщинки были прорисованы с присущей Илье Сергеевичу тщательностью.
Когда мы с Борисом Николаевичем вместе обедали в задней комнате, на меня всегда со спокойным достоинством смотрела его мать. Портрет был сделан настолько искусно, что в любом конце комнаты Клавдия Васильевна встречалась с посетителем взглядом. И со своим сыном тоже. Потом мы переехали из четырнадцатого корпуса Кремля в первый. Портрет не вписался в новый богатый интерьер. Картину отвезли на дачу. Сделали это без моего ведома.
Обычно мы, русские люди, все свои фотографии храним либо в коробках из-под обуви, либо в примитивных альбомах. У Бориса Николаевича они были просто свалены в кучу. Во время переезда с одной квартиры на другую я помогал Ельциным разбирать фотокарточки. У них сохранились уникальные снимки - пожелтевшие, с ветхими краями, почти сорокалетней давности. Но узнать Бориса Николаевича на них можно - стройный, красивый, властный мужчина.
...Осмотрев досконально Белый дом, я вместе с Барсуковым отправился в штаб-квартиру "Secret service". Мы попали в обычное железобетонное здание без архитектурных излишеств. На двери не было никакой вывески, указывающей, что именно здесь расположена штаб-квартира службы безопасности американского президента.
Потом нам объяснили: эта железобетонная коробка не принадлежит "Secret service" целиком, служба занимает лишь несколько этажей.
Интерьер помещений тоже выглядел просто - комфортный, но без излишеств. Элджи и Дик встретили нас радостными возгласами. Сразу же вручили белые свитера с фирменными эмблемами. Когда коллеги находились в Москве, мы хотели подарить им по знаменитому тульскому ружью, но получили категорический отказ.
Американским госслужащим запрещено принимать подарки дороже сорока долларов. Теперь наши ответные сувениры подходили под установленную американским законом планку. Зато русскую икру и водку они приняли без лишних вопросов о стоимости продуктов.
В штаб-квартире службы тоже накрыли стол. Меню можно было охарактеризовать одним емким словом - сухомятка: орехи, чипсы, малокалорийное печенье...
В кабинете у Дика Гриффина совершенно открыто стояли крепкие напитки - виски, джин. Рядом с баром - аппарат, вырабатывающий лед. Ни в Кремле, ни тем более в ФСБ ничего подобного не увидишь. Если уж кто-то и предложит рюмочку коньяка в кабинете, то непременно извлечет бутылку из замаскированного под шкаф бара.
Мы опять разговаривали через переводчика, но несколькими фразами по-английски смогли переброситься сами. Стеснение исчезло. На эту встречу вместе с нами пришел шеф президентского протокола Владимир Шевченко.
Он тоже был растроган искренностью взаимоотношений. Не чувствовалось ни чопорности, ни зазнайства, ни превосходства одних над другими. С подобными качествами иностранных коллег приходилось встречаться.
Французские адъютанты, например, которые только президентскую шпагу носят да дверь открывают, до смешного заносчивы.
Мишу Барсукова заинтересовал жизненный уровень агентов американской охраны. Сравнивать его с нашим даже не имеет смысла - слишком велик разрыв. Американцы же деликатно удивлялись, как нам, российским руководителям спецслужб, удается выжить на такую "странную" зарплату. Дик и Элджи получали больше ста тысяч долларов в год, а мы, генералы - около шести. Вместе с премиями.
Сотрудник "Secret service" должен иметь минимум одно высшее образование, а предпочтительнее - два диплома. Необходимо также знание какого-нибудь европейского иностранного языка. При отборе в службу установ- лены и жесткие физические нормативы. Прежде всего по стрельбе. Мы с Элджи и Диком в меткости не соревновались, но, думаю, "обстреляли" бы коллег.
Еще во время визита Л. И. Брежнева в Америку произошел показательный случай. В советской делегации был переводчик, по совместительству сотрудник Девятого управления КГБ. И вдруг Леонид Ильич захотел продемонстрировать американцам как умеют стрелять в СССР обыкновенные переводчики. И парень этот, слегка смущаясь, показал блестящий по американским меркам, результат, хотя в родном подразделении "девятки" его успехи считались весьма средними.
Принятым в службу безопасности американского президента сотрудникам выдают солидный кредит. Не все из них работают в Вашингтоне, командировать могут в любое место США Но где бы человек ни оказался, ему бесплат- но выделяют дом. Причем жилье очень качественное. Положены также машина и деньги на обустройство. Если сотрудник проработает в этом городе всю жизнь, а потом уйдет на пенсию, дом перейдет в его личную собственность.
Прослужив десять-пятнадцать лет, агенты получают такую пенсию в месяц, на которую в России можно год безбедно существовать. Чувствуя к себе заботливое отношение государства, сотрудники службы безопасности с ответным рвением защищают своего президента.
Помню, как во время женевской встречи Рейгана с Горбачевым мы были поражены приветливостью американских коллег - они никогда не смотрели на нас как на врагов.
Визит Рональда Рейгана они организовали масштабно:
сняли в Женеве самый лучший отель полностью, до единого номера. Привезли около пятисот агентов. Повсюду их расставили, взяли под контроль подъездные пути к отелю. А наша делегация разместилась скромно, в советском представительстве при ООН. Но здание это, несмотря на малые силы, мы охраняли достаточно надежно за счет повышенной интенсивности в работе.
Охрану, как правило, тоже приглашают на банкеты, только накрывают отдельный стол, рядом с основным. Еда почти ничем не отличается от президентского меню, а напитки вообще одинаковые. Американцы никогда ни грамма не выпивали, находясь на работе. Если у американского сотрудника охраны оружие, если у него наушник от рации, он никогда к спиртному не притронется. Может спокойно подойти к столу, перекусить, выпить стакан сока.
Зато наши ребята так жестоко себя не мучили. Главное, чтобы начальство ничего не заметило. А генералы старались пропустить рюмку так, чтобы подчиненные не видели. Плохо было лишь тем, кто краснел от спиртного. Красная физиономия считалась главным поводом при выяснении отношений между начальством и подчиненными в 9-м управлении КГБ. У американцев же подобных казусов не случалось - они на работе не пили.
...Гриффин и Боурон позвали своих ближайших соратников познакомиться с нами.
Американцы разглядывали Барсукова и меня с откровенным интересом. Оказывается, совсем не дикие, не "монстры", а обычные простые ребя- та, такие же, как они сами. Про нас им рассказывали страшные вещи. Для убедительности они достали из шкафа несколько газетных публикаций: искаженное от ярости лицо Барсукова, дьявольская улыбка Коржакова. В жизни все оказалось иначе.
Особой темой разговора стала персона Хилари Клинтон. Тогда мы вспомнили Раису Максимовну Горбачеву: как она командовала Плехановым, как заставляла его передвигать неподъемные бронзовые торшеры в кремлевском кабинете мужа. Аналогичные проблемы были и у американцев.
Я же всегда настоятельно требовал, чтобы ни Наина Иосифовна, ни Татьяна Борисовна и никто другой из семьи Ельцина не вмешивались в дела охраны. Пару раз доводил Наину Иосифовну до слез при президенте, когда она назойливо советовала, кого убрать из охраны, кого назначить, кого куда-то перевести.. Заведенный ее причитаниями, я жестким голосом говорил:
- Наина Иосифовна, я вас о-очень, очень прошу, не вмешивайтесь в дела охраны.
Наина начинала рыдать, но Борис Николаевич не заступался, молчал. Спустя время она делала очередную попытку вмешательства. Тогда уже Ельцин не выдерживал:
- Отойди от него, не мешай ему работать, не твое это дело.
Наина Иосифовна легко не сдавалась:
- Нет, мы должны поговорить!
После этого следовала исповедь на заданную тему - кто из охраны на нее косо смотрит, кто не слишком искренне улыбается... В сущности, женские причуды, не имеющие никакого отношения к личной безопасности.
Наина Иосифовна стремилась прикрепить к себе таких сотрудников, которые бы ей подробно докладывали: что, где, когда... У Раисы Горбачевой критерии отбора тоже были специфические: ей приносили фотографии претендентов и она по лицу, по форме носа или цвету глаз определяла, годится человек в охрану или стоит подыскать кого-нибудь посимпатичнее.
За г-жой Горбачевой адъютант носил дамскую сумочку. Наина последовала ее примеру.
В СБП отбор происходил иначе. Психолог прежде всего определял совместимость кандидатов для работы в коллективе. Если же все-таки возникали конфликты, я всегда выяснял причину разногласий. Конфликтного сотрудника переводили на другую работу. В личной охране должно быть понимание с полунамека, с полувзгляда. Это залог безопасности охраняемого лица.
Хилари Клинтон, как оказалось, тоже вмешивается в дела охраны. Она, например, первым делом заменила всех адъютантов, работавших при Буше. Оставила одного, не самого авторитетного. Но при этом упустила очень важный момент. Джордж Буш высокого роста. К нему подбирали месяцами таких же рослых сотрудников.
Традиция сложилась еще во времена генерала де Голля и вполне объяснима - если охранники одинакового роста с охраняемым, то снайперу попасть труднее. А Хилари, поспешно разогнав высоченных адъютантов Буша, не смогла столь же быстро набрать новую команду "баскетболистов". Мы сразу заметили, что Билл Клинтон выглядит словно дядя Степа на фоне отобранных его супругой телохранителей.
Любопытная деталь. На инаугурации американский президент произносит две клятвы: первую - на верность Конституции США и народу, а во второй обязуется выполнять все требования службы безопасности. Поэтому сотруд- никам охраны проще работать добросовестно. Они, в принципе, освобождают себя от ответственности, если президент нарушает их рекомендации.
...О загородной резиденции американского президента - Кэмп-Дэвиде - я слышал от коллег еще во времена Горбачева. А впервые оказался там в гостях у Джорджа Буша. Ожидал увидеть нечто величественное, похожее на нашу президентскую резиденцию - роскошный особняк с царской обстановкой. А в Кэмп-Дэвиде оказались хлипкие на вид, будто сделанные из фанеры одноэтажные домики, почти все внешне одинаковые. Там расположен не только дом президента США, но и дома других высокопоставленных чиновников. Пол соо- ружения находится почти вровень с землей, окна тоже сделаны низковато.
Как нам объяснили, это типичный американский стиль. Отдельно построены домики для приготовления еды. Питание у обитателей Кэмп-Дэвида общественное, что-то вроде нашего санаторного.
Скромность и простота резиденции повергли меня в уныние. Там, в Америке, я развеял последние иллюзии - в России еще долго ничего подобного не будет. Видимо, не одно поколение россиян должно вырасти в достатке, прежде чем к власти придет президент, способный без жадности воспринимать материальные блага, сопутствующие восхождению на престол.
...Джордж Буш катался на велосипеде по узким асфальтовым дорожкам. Борис Николаевич смотрел на него с недоумением. Вдруг шеф заметил яркие, блестящие на солнце электромобили. Эти миниатюрные машинки используют, когда играют в гольф: разъезжая на них, мячики проще собирать. Можно, конечно, и просто так проехаться по дорожкам Кэмп-Дэвида.
Буш предложил Ельцину прокатиться. Сам сел за руль, Борис Николаевич разместился рядом, а я - сзади. Доверие американской охраны было настолько велико, что никто меня не остановил, никто не стал подсаживать в машину адъютанта Буша.
Буш повез нас по Кэмп-Дэвиду, радуясь солнцу и приятным попутчикам. Около своего дома он остановил машинку и предложил Ельцину порулить самостоятельно. Управлять электромобилем предельно просто. Включаешь скорость и жмешь на педаль. Даже тормоза нет. Одна проблема - аккумуляторов хватает часа на два.
Борису Николаевичу машинка очень понравилась, и после этой поездки пришлось закупить несколько штук специально для президента России. Но в Барвихе разъезжали на них в основном внуки Ельцина. Как только снег счищали, сразу вытаскивали из гаража эти чудесные образцы американского автомобилестроения. Машинки, словно джипы, ездят и по асфальту, и по тра- ве. А Барвиха расположена в лесу, среди деревьев. Боря, внук Ельцина, не раз врезался в деревья так, что некоторые узлы и агрегаты электромобилей приходилось менять.
В Греции, на острове Корфу, Борис Николаевич увидел водные мотоциклы - их тоже пришлось приобрести. Мотоциклы переправили на госдачу в Сочи. В ту пору на все сочинское побережье приходился единственный водный мотоцикл. Отдыхающих катали на нем за деньги. А у нас, рядом с причалом, покачивались на волнах новенькие мотоциклы, бесплатные и не ломающиеся от интенсивной эксплуатации.
Внуки президента быстрее всех освоили заморскую технику. Наине Иосифовне мотоциклы тоже пришлись по душе. А шеф так ни разу и не проехал.
Видимо, повлияло мое первое впечатление от катания. Когда сильно мчишь по волнам, устает спина. Если не опираться на ноги, а сидеть в расслабленном состоянии, то возникает неприятное ощущение, будто можно легко повредить позвоночные диски. Я прокатился, а шеф спрашивает:
- Ну как?
- Борис Николаевич, если бы не волны, то было бы здорово. А на средней волне вам ездить опасно, прежде всего из-за позвоночника. Он и так поврежден, а тут дополнительные вертикальные нагрузки, удары. Едешь, как по стиральной доске.
Шеф облегченно кивнул. Потом приехал Виктор Степанович Черномырдин, быстренько "оседлал" мотоцикл и лихо гонял на нем перед Борисом Николаевичем. Но Ельцина даже в штиль заманить не удалось. Хотя всегда и всем он говорил, что обожает быструю езду.
...В Кэмп-Дэвиде я также внимательно осмотрел дом президента. Американские коллеги не возражали, хозяева тоже. Джордж и Барбара - поразительно приятные люди, отношения между ними трогательные, бережные.
Наина Иосифовна сразу подружилась с Барбарой Буш. После знакомства женщины переписывались, посылали друг другу умилительные подарочки. Дружба продолжилась и после избрания Клинтона.
Спустя время я мог сравнить обстановку в Белом доме при разных президентах. Вроде бы все тоже самое, а атмосфера другая. У Бушей было консервативнее и уютнее. Какие-то симпатичные букетики из цветочков повсюду, миниатюрные фигурки, старинные картины...
Перед первой встречей с Хилари Клинтон волнению Наины Иосифовны не было предела. Знакомиться предстояло в Японии на официальном мероприятии, перед множеством телекамер.
Встреча получилась короткой. Начал накрапывать дождик, а для женщин, беседующих по протоколу на улице, погода имеет огромное значение. Дождь может испортить макияж, прическу. Над Наиной и Хилари адъютанты сразу раскрыли зонтики. Обменявшись парой фраз, первые леди решили пройтись по усыпанной мелким щебнем дорожке. Я взглянул на скривившееся лицо адъютанта Наины Иосифовны - он переживал, что тонкие каблуки от щебенки поцарапаются, а супруга президента этого не выносит. Хилари, как мне показалось, тоже была взволнована. Но женщины явно понравились друг другу.Скованность быстро прошла, и на прощание они даже прижались щека к щеке.
С приходом Хилари нервозность американской охраны заметно возросла. Мы это ощутили сразу, когда Клинтон приехал в 95-м в Москву на праздно- вание 50-летия Победы. В прессе я не раз читал о показных взаимоотношениях Хилари и Билла. Дескать, изображают из себя влюбленную пару, а на самом деле давно охладели друг к другу. Но у меня возникло ощущение, что это очередная выдумка журналистов. Несколько раз я замечал, какие романтичные взоры бросает Клинтон на Хилари. На свою жену я так смотрел лет десять назад. А он до сих пор смотрит. Не думаю, что это игра. Правда, Билл побаивается Хилари. Она может чуть заметно повести бровями, и президент США мгновенно улавливает недовольство жены.
Клинтон улыбается всегда, и невозможно понять, весело ему на самом деле или он обязан держать на лице эту дежурную голливудскую улыбку. Понаблюдав за Биллом, я понял: он оптимист по натуре и даже самые серьезные вещи воспринимает благодушно. Ему действительно хочется улыбаться, ему радостно жить.
Как-то проходило совещание по терроризму. Тема серьезная. У Ельцина - суровое неприступное лицо, тяжелый взгляд, а у Клинтона - и тут улыбочка. На все шутки, ироничные замечания Билл реагирует добродушно. Если же услышит по-настоящему смешную остроту, будет покатываться от смеха, даже несмотря на важность и торжественность мероприятия.
Хилари тоже смотрит на супруга доброжелательно, но ее улыбка более сдержанная, а взгляд властный - вот тогда становится ясно, кто в Белом доме настоящий хозяин.
В обществе первая леди Америки ведет себя вполне достойно. Наина Ио- сифовна сразу отметила острые ум и язык супруги американского президента. Из-за строгости Хилари Наина постоянно боялась "проколоться" при разговоре. Она сильно нервничала перед встречами, причитая:
- Как бы чего лишнего не сказать, чего-нибудь не ляпнуть.
Выражение "чего-нибудь не ляпнуть" меня особенно забавляло. Видимо, она чувствовала, что Хилари, в отличие от Барбары Буш, могла и не простить случайно высказанной глупости. Со временем, правда, Наина Иосифовна навострилась, могла по полчаса без остановки гладко говорить. Словно лекцию читала. Если же произносила тост, у всех горячее успевало заледенеть.
Ельцин же не испытывал никакого напряжения ни с Бушем, ни с Клинтоном. Хотя разница в отношениях чувствовалась. С Бушем был более ровный, партнерский стиль общения. Клинтон же, не стесняясь, подчеркивал, что он чуть ли не младший брат Бориса, а потому можно и совета спросить. После каких-то очередных переговоров Билл Клинтон без стеснения обратился к Борису Николаевичу:
- Ты мне подскажи, Борис, что я должен на пресс-конференции сказать, как нам лучше суть переговоров изложить. Сейчас мои ребята поработают, принесут текст, я с тобой согласую.
В любых переговорах Ельцин всегда переигрывал Клинтона. Оба это чувствовали и обоюдно не стремились поменяться ролями. Потом, после операции на сердце, Ельцин сильно изменился, и американский президент сразу уловил перемену. Договариваться с Клинтоном стало труднее.
Буш никогда никаких советов у Ельцина не просил. Зато Борис Николаевич знал: Джордж не позволит собеседнику попасть в неловкое положение.
Еще во время первой поездки Ельцина в Америку, в период опалы, Буш принял его в Белом доме, вроде бы случайно заглянув в комнату, где находился русский гость. Но даже это краткое знакомство президента США и опального политика из России прошло достойно и уважительно.
А Клинтона Борис Николаевич действительно воспринимал как младшего брата. Во время неофициальной встречи в Старом Огареве мы приготовили для Билла саксофон. Перекусив немного, американский президент осмотрел инструмент, одобрил качество и сыграл несложную для профессионала, но приятную мелодию. Слушатели искренне аплодировали, и по заблестевшим глазам Клинтона было видно, как он тронут.
В один из очередных визитов Ельцин захотел опять приятно удивить "младшего американского брата". В Грановитой палате Кремля, во время официального завтрака устроили концерт, пригласив туда лучшего саксофониста России, победителя международных конкурсов. Специально для Клинтона он играл джазовые импровизации. Я смотрел на президента США и видел, как он блаженствовал от этой музыки. Мне показалось, что если он и любит в жизни что-то по-настоящему, то вовсе не политику, а игру на саксофоне.
После концерта Клинтон подозвал саксофониста, тепло поблагодарил его, обняв за плечи. Видимо, лучшего подарка Биллу нельзя было придумать.
Концерт с саксофонистом придумал Барсуков. Музыкальные программы для особо важных зарубежных гостей, которым Борис Николаевич хотел угодить, составлял Михаил Иванович. И никогда не случалось никаких накладок.
А Павел Овсянников, руководитель президентского оркестра, реорганизовал музыкальный коллектив. Ввел в него скрипачей, виолончелистов, причем подбирал наиболее профессиональных музыкантов, оставшихся после реформ Гайдара без работы и денег.
Многие перешли из Государственного симфонического оркестра, Большого театра. Постепенно президентский оркестр стал одним из самых сильных в России. Барсуков, курировавший оркестр, не считал, что работа в Кремле - это разновидность творческого рабства, и позволял музыкантам ездить с гастролями по стране, давать концерты за рубежом. Они зарабатывали неплохо. И я не помню, чтобы кто-то добровольно уволился.
После эпизода с саксофонистом родилась идея - в честь зарубежных гостей устраивать музыкальные дивертисменты. До этого оркестранты исполняли только гимны тех государств, откуда приезжали их руководители и по-детски радовались, что в Россию не так часто наведывались из Африки - там самые трудные для заучивания гимны. А теперь оркестр мог исполнить пару мелодий, популярных в конкретной стране.
Если проходил прием в Кремле в честь какой-нибудь высокой делегации, я всегда ждал момента, когда музыканты начнут исполнять популярные мелодии той страны, откуда гости прибыли. Люди разговаривают, едят, оркестр начинает играть, и через несколько секунд головы автоматически поворачиваются в сторону музыкантов. Сначала на лицах изумление, потом - радость, благодарность.
Оркестранты на официальных мероприятиях выглядели элегантно - либо во фраках, либо в смокингах. Внешний вид зависел от степени торжественности момента. На государственные праздники одевали старинную военную форму.
...9 мая, на параде в честь 50-летия Победы, тоже играл президентский оркестр. Но Клинтон начало пропустил. У Президента США опоздания вообще систематические. Я не помню ни одной встречи, куда бы он явился вовремя.
Он даже заставлял нас ждать на тех мероприятиях, которые сам устраивал. Билл мог задержаться на пять минут, десять и даже на двадцать...
Ельцин же, наоборот, предельно пунктуален. Он никогда в жизни не позволял себе явиться не вовремя. Если мы из-за плотного движения задерживались, у президентского окружения холодный пот струился по спине - все ощущали нервозность Бориса Николаевича.
...Гости расселись, и вдруг, минут через пятнадцать, появляется американский президент с супругой. Всем пришлось передвигаться на одно место, чтобы хоть Хилари могла присесть. Пока несли стул для президента США, я посмотрел на его безмятежное лицо: по-моему, Биллу даже нравилась вся эта суета вокруг собственной персоны.
Поэтому я, словно мраморный лев, сидел с неприступным лицом позади Ельцина, никуда не пересаживаясь.
Американская служба безопасности отреагировала на мое упрямство улыбкой.
На главную
Дальше
Если данный сайт окажется недоступным или скорость загрузки вас не устроит, вы всегда можете получить интересующие вас материалы здесь
