Дмитрий Рогозин : Память о "черном" октябре 93-го у нас крепкая.
Комсомольская правда,
2003, 3 октября

Дмитрий Рогозин, член комиссии по расследованию событий, председатель Комитета Государственной Думы по международным делам вспоминает и дает свою оценку «черного» октября 1993 года.

- Сегодня, спустя десять лет после драматических событий октября 1993 года, не изменилась ли ваша оценка произошедшего в те дни?
- Для России в целом, конечно же, намного катастрофичнее был 1991 год, когда тогдашние партийные боссы расчленяли страну на национальные уделы.
Драма 1993-го стала следствием того “передела”. На самом деле принципиального значения не имело, кто победит - Верховный Совет во главе с Хасбулатовым и Руцким, или группировка, “окопавшаяся” в Кремле.
Их соперничество было “разборкой” двух кланов властной элиты, страшно “далекой от народа”. Они втянули людей в свою свару. И те, и другие хотели прикрыться “живым щитом” народной поддержки, а на деле спровоцировали мясорубку.

- И все же, что на самом деле было побудительным мотивом для участников тех событий?
- Вспомним, какова была тогда ситуация в стране?
Типичная смута, которую пытались оправдать издержками выбора “демократического пути развития”.
Прежнюю власть уничтожили, государственную машину сломали. Люди приходили на работу в госструктуры, но самих этих структур уже не существовало.
Царил тотальный хаос. Москва была - большой блошиный рынок. Продавали все, включая фамильные ценности и боевые ордена.
Социалистическая плановая экономика не могла по мановению Гайдара мгновенно выстроиться под рыночные требования. Гигантская собственность вдруг стала ничьей!
И группировка, сплотившаяся вокруг Ельцина и позднее прозванная Семьей, понимала, что другой такой возможности не будет, что надо действовать.
Во власть попали люди, которые в советское время на “Жигули” не могли скопить.
Какие там высокие приоритеты? Только Верховный Совет тогда мешал этим ребятам уйти в отрыв, в безнаказанный “макро-гоп-стоп”!

С другой стороны, что Хасбулатов, что Руцкой - это люди той же породы, что и сам Ельцин. Это были его люди, им выпестованные и расставленные на должности.
Они были его зеркальным отображением, они также боролись за власть, и так же, как Ельцин, были поражены наполеоновским угаром.
Опьяненные властью и лишившись ее, осенью 93-го они ушли в глубокое похмельное пике. Они боролись только за собственную власть, и в этой схватке погубили страну.

- Вы, если не ошибаюсь, тоже были среди защитников “Белого дома”?
- Был. 21 сентября для меня день особенный. У меня в этот день сын родился, в 1993 году ему исполнилось 10 лет.
За праздничным столом мы узнали новость о ельцинском Указе №1400. В общем, не скажу, чтобы это был удар среди ясного неба. Напряженность в отношениях Кремля и “Белого дома” нагнеталась давно, и такое развитие событий было ожидаемо.
Оставил семейное торжество, поехал к “Белому дому”. Первое, что почувствовал, - атмосфера дезорганизации. Все было иначе, чем в августе 91-го! Тогда был коллективный экспромт, озарение мечтой.
Да и действия ГКЧП были какими-то опереточными, не настоящими. А в 93-м и Ельцин использовал свой опыт “белодомовского сидения” 91-го года, и нынешние “сидельцы” без огонька разыгрывали римейк спектакля двухгодичной давности.
Парламент защищали самые разные люди. Вряд ли они вдохновлялись прелестными грамотами Руцкого и Хасбулатова.
Скорее объединяло их не сознание какой-то высокой миссии, а тягостное чувство подлого обмана, торжества ничтожества гайдаровской команды, и тоска - от отсутствия зримой и яркой перспективы. От этого и ошибки, и глупость, и безнадежная угарная удаль.

- Вы имеете в виду поход на “Останкино”?
- В том числе. 28 сентября я был в “Останкино”, давал интервью на радио. В коридорах технического центра на этажах видел снайперов, рядом, в парке Дзержинского, укрывались бэтээры.
Я позвонил в Верховный Совет, предупредил, чтобы ни в коем случае сюда не совались. Последнее дело - скандалить с журналистами. Рубильник от телевещания на самом деле находится не в “Останкино”, а в совершенно ином месте.
Однако 3 октября Руцкой двинул толпу во главе с Анпиловым и Макашовым на телецентр. И хотя в Москве было полно войск, толпы народа беспрепятственно прошли через весь город и достигли улицы Королева, где и случился расстрел.

- Была ли у Верховного Совета реальная возможность выстоять?
- В принципе да, хотя об истории в условном наклонении говорить – дурной тон. Можно говорить о причинах поражения.
На мой взгляд, главная среди них - дезорганизация самого Верховного Совета, слабая управляемость и, извините, сомнительность лидерских качеств собственно лидеров.
Там были, конечно, и достойные мужики, такие, как Сергей Бабурин – тогда заместитель председателя Верховного Совета, Николай Павлов - они сейчас с нами в блоке “Родина”. А тогда они были в глухой оппозиции Хасбулатову, и тот не давал им пикнуть, нейтрализуя как вероятных соперников.
Коммунисты куда-то рассредоточились, самоустранились от участия в событиях. Это потом они стали ежегодно поминки по советской власти устраивать.
Помню, когда приехал первый раз в “Белый дом”, пришел к Руцкому. Тот формирует новое правительство. Предложил и мне записаться в его состав. Я поблагодарил за доверие, но отказался.
Сказал: не надо никакого нового правительства. Предложил заменить только Галушко, тогдашнего главу Федеральной службы контрразведки, а остальных министров переназначить, создав тем самым вокруг Ельцина атмосферу недоверия.
Руцкой, возомнив себя уже президентом, послал меня ко всем чертям.
Самое главное: головы, ума у этих лидеров не было. Эмоции подавляли всякую способность соображать, просчитывать вероятные шаги Ельцина с компанией, разрабатывать стратегию собственных действий.
Тем не менее я создал и возглавил Штаб общественных сил по поддержке Верховного Совета, в который вошли “Союз возрождения России”, “Конгресс русских общин” и другие организации. Но советская власть в России уже была обречена.

- То есть такое развитие событий было предопределено?
- Такое развитие было предопределено много раньше. Когда в 1985-м к власти пришел Горбачев и начал свои игры с либерализацией.
Оказалось, что у государства напрочь отсутствует страховка, система собственной безопасности.
Скажем, в Америке: сменится парламент или президент - этого никто особенно и не заметит. Потому что работают не зависящие от воли отдельных личностей государственные механизмы.
В СССР же было ощущение государства, этакого Левиафана, Большого Брата, который везде и нигде конкретно. Был КГБ, был ЦК КПСС, но что они делали, кроме как преследовали диссидентов? Только раздражали народ да сутяжничали с Западом.
Может быть, там и были действительно профессионалы по части государственной безопасности, но система организации власти, именно система, была ориентирована преимущественно на обслуживание капризов конкретных лидеров.
Был Андропов - прогульщиков разгоняли по рабочим местам, пришел Черненко - бросились всеобщую мелиорацию устраивать, нарисовался Михаил Сергеевич - пьянству бой!
Государство, живущее такой кампанейщиной, и не могло себя эффективно защищать.

- Как теперь стоит относиться к тем событиям?
- Вина людей, устроивших войну в мирном городе в мирное время, может быть приравнено к преступлениям против человечности. А сколько человек погибло в те дни - до сих пор неизвестно.
Официально - 74. Но это цифра занижена в несколько раз. Всякая информация по тем событиям засекречена.
Я был в Думе прошлого созыва членом комиссии по импичменту. Мы старались разобраться, как и по чьей указке все это происходило. Кто отдавал приказ стрелять? Мы выяснили ряд очень странных фактов.
Например, изучая медицинские заключения о смерти десантников, штурмовавших “Белый дом”, мы обнаружили, что все погибшие получили смертельные ранения в спину. То есть по ним сзади стреляли с той стороны, где находились мэрия и американское посольство. Тогда члены нашей комиссии потребовали продолжить расследование, но... Сегодня Дума лишена тех полномочий, которые были у расстрелянного Верховного Совета.
- Если признавать неконституционность и неправовой характер последующих политических реформ, то закономерно встает вопрос о восстановлении статус-кво того Верховного Совета. Не пустая ли это затея?
- Не в этом дело. Политическая история развивается не по праву. Наоборот, это право оформляет складывающиеся политические реалии.
Мы можем сколь угодно называть преступными Беловежские соглашения и развал СССР по произвольно проведенным границам, и это будет абсолютной правдой, но мы не можем дать истории обратный ход. И сегодня ныть по этому поводу уже нехорошо.
Это как в пьесе Булгакова “Бег” миллионер Корзухин, проиграв генералу Чарноте большую сумму денег, плакал и требовал у своей любовницы Люськи, бывшей полковой жены Чарноты, чтобы она отобрала у того выигранные деньги. И в политике точно так!
Прогуляли, проспали, профукали - и обратного пути уже нет. Нельзя жить исключительно ностальгическими воспоминаниями. Надо смотреть в будущее. Теперь новые политические обстоятельства. Худо-бедно сегодня стабильность в стране и обществе, а это следует ценить и беречь.
Но следует также понимать, что стабильность эта в обществе появилась не благодаря расстрелу “Белого дома”, а вопреки тому. Благодаря уму наших граждан, самообладанию и умению адаптироваться к новым условиям. Мы должны узнать все о тех событиях, выяснить вину каждого. Такие преступления срока давности не имеют.
Мы не злопамятны.
Но мы злые, память у нас крепкая, а руки - длинные.

Онлайн-интервью 7 июля 2004 года

Наверх к перевороту

На главную